Odio furum?
Можно ли дважды изымать похищенное? И, как следствие, должен ли потерпевший от преступления получать возмещение вдвойне?
Telegram-канал "Судебная практика СКЭС ВС РФ" принес новость об Определении ВС РФ от 14.09.2023 по делу А45-19074/2021 (304-ЭС23-10264), которое иначе как безобразным назвать можно, но это будут уже нецензурные названия.
В чем дело: приговором по уголовному делу гражданин был осужден по ч. 4 ст. 159 УК РФ. Мошенничество заключалось в том, что он путем представления деклараций о возведенных объектах недвижимости, которых в действительности не существовало, смог обеспечить приобретение организацией земельного участка из состава неразграниченных публичных земель по цене, значительно меньшей, чем рыночная стоимость таких участков. Приговором суда, между прочим, был удовлетворен гражданский иск в уголовном процессе о взыскании с этого гражданина возмещения ущерба, причиненного преступлением, в размере разницы между рыночной стоимостью и той суммой, которая была уплачена мэрии города Новосибирска за этот участок по договору. Более того, сумма этого ущерба была фактически выплачена муниципалитету одним из последующих приобретателей участка.
Впоследствии тем не менее городская администрация предъявила к последующим приобретателям (в том числе к тому, кто оплатил ущерб по приговору) виндикационные иски об истребовании земельных участков и выиграла их, возвратив участки обратно. Не будем обсуждать, насколько это было обоснованно, пока что согласимся с тем, что наше право это допускает. Здесь, как представляется, вполне логично применил аналогию суд апелляционной инстанции, который в постановлении по этому делу на стр. 10-11 сослался на практику о соотношении реституции и виндикации: удовлетворимы оба иска, но исполним из них только один, поскольку оба они направлены на достижение одного и того же экономического результата.
Третий акт трагикомедии разыгрался после виндикации. Раз участки в натуре были возвращены собственнику (ну, или, как минимум, действующему от его имени лицу), первоначально осужденный вполне резонно посчитал, что ранее уплаченное им возмещение ущерба более ничего не возмещает и должно быть ему возвращено. И он уступил это требование к мэрии о возврате ею неосновательного обогащения той самой организации, которая за него заплатила ранее (а одновременно – и одному из тех незаконных владельцев, у которого были виндицированы земельные участки).
Дело прошло два круга, на втором из них первая инстанция отказала во взыскании, апелляция и первая кассация взыскали. АС Западно-Сибирского округа на стр. 7 своего постановления резонно заметил:
Однако, как верно указал суд апелляционной инстанции, в результате активных действий истца по защите своих имущественных прав, нарушенных в результате преступных действий, в муниципальную собственность возвращены незаконно отчужденные земельные участки, а также поступила денежная компенсация в размере их рыночной стоимости.
Тем самым потерпевший в два раза увеличил свою имущественную массу
в сравнении с тем состоянием, которое существовало до совершения преступления.
Однако Коллегия ВС по экономическим спорам отменила судебные акты апелляционной и кассационной инстанций, взыскавшие обратно сумму возмещения ущерба, и оставила в силе решение суда первой инстанции, фактически "подарившее" новосибирской мэрии и сами участки, и их стоимость.
Преступники, конечно, достойны всяческого осуждения, а недобросовестные приобретатели недостойны защиты (судя по обстоятельствам дела, приобретатели действительно не были добросовестными). Но означает ли это, что у них можно изымать похищенное дважды? И следует ли из этого, что потерпевший от преступления должен получать возмещение вдвойне? Почему ВС пришел к таким выводам?
1. Как следует из определения, коллегия, вроде бы, не согласилась с совсем уж иезуитским (в плохом смысле этого слова) утверждением суда первой инстанции, что-де возмещение стоимости участков и сами участки – это совсем разные требования и потому-де удовлетворение их обоих никакого неосновательного обогащения не создает. Тут, по-моему, наше право такой формализм не поддерживает и, особенно в вопросах неосновательного обогащения, без проблем выходит за пределы правоотношений, находя (или не находя) основания для обогащения в реальных экономических отношениях.
2. Вот на что Коллегия сослалась – так это на то, что, по ее мнению, требования осужденного преступника о возврате этого обогащения не могут быть уступлены.
В обоснование того, что это требование неразрывно связано с личностью и потому непередаваемо, судьи ВС указали:
Присужденное судом общей юрисдикции и обратно возвращенное арбитражным судом было получено мэрией по судебному акту, принятому в публичной уголовно-правовой сфере, а целью произведенных выплат осужденным является не только возмещение им ущерба, но и оценка его поведения сквозь призму публичного правопорядка, направленного на применение судом общей юрисдикции меры наказания в виде его исправления без реального лишения свободы, возникновения условий для досрочного снятия судимости (статьи 73, 74, 76.2 Уголовного кодекса Российской Федерации).
Далее там идет еще рассуждение о том, что размер ущерба является квалифицирующим признаком хищения, что, по-моему, вообще никакого значения для данного дела не имеет.
Эта позиция уязвима сразу с нескольких сторон:
2.1. Во-первых, само по себе утверждение о неуступаемости денежных требований вообще, надо сказать, выглядит довольно сомнительным. Да, сам ГК в ст. 383 как пример неразрывно связанных с личностью требований называет по определению денежные алиментные требования и, как правило, денежные о возмещении вреда жизни и здоровью, но это давно является предметом критического отношения, и сама ст. 383 неоднократно уже критиковалась и ограничительно толковалась, в том числе и самим ВС (вспомним решения по вопросу об уступке требований об оплате уже выполненных работ по договорам, заключенным на торгах). В такой ситуации выдумывать новые виды неразрывно связанных с личностью требований весьма и весьма сомнительно.
2.2. Еще более странно звучащий между строк этих фраз намек на то, что возмещение ущерба учитывалось при вынесении наказания. Прежде всего, раз уж приговором суда была взыскана бóльшая часть причиненного ущерба, можно прийти к выводу, что на момент вынесения приговора она еще не была возмещена. Как же она могла учитываться? Ну, и более существенное соображение состоит в том, что обстоятельства, влияющие на взаимоотношения государства с преступником (собственно, каковыми и являются уголовно-правовые отношения), не должны влиять на их гражданско-правовые отношения и тем более на отношения с иными лицами. Преступник должен нести ровно то наказание, которое он заслуживает согласно УК и содеянному, а прятать наказание за гражданско-правовым взысканием недостойно для государства. Эта практика ничем не лучше вымогательства под предлогом "а если не заплатишь, мы тебя посадим". Даже вор, сколь бы ни была велика ненависть к нему, достоин уважения его гражданских прав, недаром сделки, совершенные преступником под влиянием угрозы выдать его правоохранительным органам, издавна позволяют оспаривать как совершенные под влиянием угрозы.
2.3. В-третьих, хотя здесь аргумент слабый, в данном конкретном деле можно заметить, что, когда речь шла о самом возмещени вреда, ничто не мешало мэрии Новосибирска принять это возмещение не от самого осужденного, а от третьего лица. То есть здесь вроде бы личного характера обязательства никто не видел. Но как только речь зашла об обязательстве возвратить полученное назад, оно вдруг оказалось имеющим такой характер. Быть может, чтобы быть последовательными, муниципалитету следует вернуть заплатившему ущерб как неправильно полученное от него, ведь обязательство же должно было исполняться лично осужденным, и взыскивать заново с преступника? Почему-то таких выводов никто не делает.
3. Этот третий аспект получил некоторое развитие на стр. 8 определения. Коллегия ВС, в принципе, обоснованно замечает:
...что цедент (Дейн В.В.) произвел возмездное отчуждение предмета
преступления другим лицам, в связи с чем не может являться потерпевшим в смысле положений главы 60 ГК РФ, поскольку похищенное имущество было продано обществом, которое единолично учредил и возглавлял Дейн В.В., с получением возмещения от покупателя (истца).
Конечный покупатель не лишен возможности защитить свои права
против лиц по цепочке в рамках обязательственных отношений при
приобретении товара, не свободного от прав других лиц, но не против
собственника имущества, виндицировавшего свое похищенное имущество у недобросовестного приобретателя.
Даже если мы оставим без внимания естественное для уголовного суда, но странное для экономической коллегии отождествление организации, которая перепродавала участки, и ее учредителя и руководителя, который был приговорен, вопросы тем не менее остаются. И поводы для них создал сам ВС.
Да, по общему правилу, если у последующего приобретателя изымают купленное им имущество, то в отношениях с его продавцом это эвикция, за которую такой продавец должен отвечать. Перед ним – в свою очередь – его продавец ... и т.д. по цепочке до первого, запустившего имущество в незаконный оборот. Однако мы все же помним дело "Бомарше", которое позволило предъявлять иски напрямую от конца этой цепочки к началу, минуя все промежуточные звенья? Тем более что в данном деле таких звеньев было совсем немного.
В свою очередь, когда эти требования – договорные ли, как при эвикции, деликтные ли, как при взыскании по принципу "Бомарше", – дойдут до первого отчуждателя, аргумент о том, что он получил покупную цену за незаконно отчужденный объект, перестанет работать. У него заберут полученную от покупателя сумму, и в то же время еще раз цену объекта он уплатил как убытки собственнику. Что-то одно нужно вернуть и явно это что-то – вторая сумма, а не первая.
В связи с этим любопытна кауза цессии требования, которое рассматривалось в данном деле. Уж не предоставил ли В.В. Дейн его как отступное обществу "Лес" в погашение то ли эвикционного, то ли бомаршевского долга?
4. Впрочем, возможен и другой вариант. Ведь это самое общество "Лес" как раз и уплатило мэрии Новосибирска по пригвору суда за Дейна. Как расценивать такую уплату, особенно в отсутствие возложения? Не иначе как по ст. 313 ГК. Но тогда в соответствии с п. 5 этой статьи к обществу "Лес" требование перешло даже не по цессии, а в силу закона, и все рассуждения суда о том, что требование уступать было нельзя, оказываются еще более сомнительными.
Подводя итог, можно высказать крамольное подозрение: не окажись на месте ответчика в данном деле публичное образование, не потребуй истец возврата денег из бюджета, никогда бы дело такого рода не дошло бы до рассмотрения в ВС по существу. И, наверное, к лучшему, потому что чем такие прецеденты, лучше, чтобы никаких прецедентов не было. Отнюдь не ненависть к ворам, вынесенная в заголовок заметки руководила судьями, а соображения защиты бюджета.
Кстати, возможно ли было иное – элегантное – решение? Возможно. И римское право, по образцу которого до сих пор во многом строится и отечественная виндикация, и ответственность за эвикцию, его знало. По римскому праву при удовлетворении виндикационного иска к фиктивному владельцу – лицу, выдававшему себя за владельца, но таковым не являвшемуся, а значит, от которого невозможно было истребовать вещь, – он обязывался уплатить собственнику оценку вещи, данную последним под присягой, т.е. заменить взыскание в натуре денежным возмещением (кстати, подобный институт есть и в нашем процессуальном праве). Но вот дальше любопытно: по выплате fictus possessor'ом такого возмещения фингировалась купля-продажа, так что он уже становился собственником и вправе был истребовать имущество у подлинного владельца. Если, конечно, последний не способен был что-либо возразить ему. Таким образом, двойное взыскание исключалось. Наше право позаимствовало из римского многое, но не все, и некоторые полезные и необходимые для сохранения системности права институты оказались забыты.
Источник: заметка Александра Латыева, INTELLECT, в блоге на сайте Zakon.ru
Статьи экспертов юридической фирмы INTELLECT >>
*Odio furum (лат.) – "из ненависти к ворам".
Похожие материалы
