Как это будет по-русски...
Язык и логика российского антисанкционного законодательства.
Все мы со школы знаем, что русский язык – «великий и могучий», написал это Иван Сергеевич Тургенев в 1882 году, но и сейчас эта фраза «не в бровь, а в глаз»: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины – ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! <...> Нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!»
И добавил: «Берегите наш язык, наш прекрасный русский язык, – это клад, это достояние, переданное нам нашими предшественниками! Обращайтесь почтительно с этим могущественным орудием».
И вот читаю я проект федерального закона №92282-8, названный, как обычно, «О внесении изменений в отдельные законодательные акты РФ», и грущу. Потому что внесён он хоть и доктором юридических наук (человеком, который когда-то был юристом), но написан таким языком... что язык этот назвать русским можно с большим трудом.
Этим законопроектом предлагается внести изменения, прежде всего, в Федеральный закон от 30 ноября 1994 года №52-ФЗ «О введении в действие части первой Гражданского кодекса РФ» – в целях урегулирования ситуаций, «когда многие отечественные компании вынуждены по объективным причинам приостановить исполнение ранее заключенных договоров» (цитата из пояснительной записки к законопроекту).
Вводный закон к части первой ГК РФ предлагается дополнить ст. 23 следующего содержания:
Статья 23.
1. Если в условиях недружественных действий иностранных государств и международных организаций, связанных с введением ограничительных мер в отношении граждан Российской Федерации и российских юридических лиц, исполнение обязательства объективно становится окончательно невозможным полностью или в части, обязательство прекращается полностью или в соответствующей части.
2. Лицо, не исполнившее или ненадлежащим образом исполнившее обязательство, не несет ответственность, если докажет, что надлежащее исполнение объективно оказалось временно невозможным в условиях недружественных действий иностранных государств и международных организаций, связанных с введением ограничительных мер в отношении граждан Российской Федерации и российских юридических лиц. В таком случае для целей применения правил гражданского законодательства о способах обеспечения исполнения обязательства должник не считается нарушившим обязательство, если иное не предусмотрено соглашением сторон обязательства, заключенным после введения в действие настоящего Федерального закона.
3. Сторона обязательства вправе отказаться от договора (от исполнения договора) в случае, если другая сторона не исполнила или ненадлежащим образом исполнила свое обязательство, поскольку такое исполнение объективно оказалось временно невозможным в условиях недружественных действий иностранных государств и международных организаций, связанных с введением ограничительных мер в отношении граждан Российской Федерации и российских юридических лиц. Сторона, управомоченная на отказ от договора (от исполнения договора), в разумный срок до совершения отказа обязана предупредить другую сторону обязательства о намерении реализовать свое право на отказ. Если иное не предусмотрено законом или договором, способы обеспечения исполнения указанного договорного обязательства продолжают обеспечивать обязанности, которые сохраняются после отказа от договора (от исполнения договора) либо связаны с этим отказом.
4. По соглашению сторон, заключенному после 23 февраля 2022 года, обеспечительный платеж в счет обеспечения может состоять во внесении акций, облигаций, иных ценных бумаг или вещей, определенных родовыми признаками, как подлежащих, так и не подлежащих передаче по обеспечиваемому обязательству.
5. В условиях осуществления недружественных действий иностранных государств и международных организаций, связанных с введением ограничительных мер в отношении граждан Российской Федерации и российских юридических лиц, при наступлении срока и (или) иных обстоятельств, предусмотренных договором займа, предоставленного российскому акционерному обществу иностранным контролирующим его лицом, допускается вместо возврата всей или части суммы займа и выплаты всех или части процентов за пользование таким займом размещение в пользу займодавца дополнительных акций определенной категории (типа). В этих целях разрешается выпуск акционерными обществами привилегированных акций, номинальная стоимость которых может превышать 25 процентов от уставного капитала акционерного общества.
Также предлагается «добить танцем», дополнив Вводный закон положением о том, что процитированные выше правила «не применяются к лицам, которые способствовали недружественным действиям иностранных государств и международных организаций, связанным с введением ограничительных мер в отношении граждан Российской Федерации и российских юридических лиц».
Не вижу смысла обсуждать, почему изменения вносятся именно во Вводный закон к ГК РФ, а не в сам ГК РФ, либо не принимаются отдельным законом, как «ковидные» правила поддержки арендаторов. Предлагаю считать, что «у них есть план и они его придерживаются».
Также не вижу особого смысла обсуждать, чем автора законопроекта не устроила действующая статья 416 ГК РФ (и 417-я), устанавливающая разумные и понятные правила прекращения обязательств невозможностью исполнения. А также п.п. 1 и 3 ст. 401 ГК РФ, которые устанавливают правила об освобождении от ответственности за неисполнение обязательства, соответственно, при отсутствии вины и вследствие непреодолимой силы. Поскольку в этом случае внесение проекта федерального закона №92282-8 очевидно не имеет смысла и может быть расценено как ИБД (имитация бурной деятельности) со стороны друга г-на Клишаса.
Но вот язык законопроекта, на мой взгляд, достоин обсуждения.
Прежде всего, части фразы «в условиях недружественных действий иностранных государств... исполнение обязательства объективно становится окончательно невозможным...» – логически не связаны друг с другом. Что значит «в условиях»? Видимо, указание на фон, на то, что недружественные действия совершены, имеют место. Но это явно не означает причинно-следственную связь, то, что исполнение обязательства становится невозможным – по причине (из-за) недружественных действий иностранных государств.
Во-вторых, абсолютно замечателен набор слов во фразе «исполнение обязательства объективно становится окончательно невозможным полностью или в части».
Сравним это с пунктом 1 ст. 416 ГК РФ: «Обязательство прекращается невозможностью исполнения, если она вызвана наступившим после возникновения обязательства обстоятельством, за которое ни одна из сторон не отвечает».
Слово «объективно», можно предположить, является эквивалентом фразе «обстоятельством, за которое ни одна из сторон не отвечает».
Но вот что значит «окончательно» невозможным? Что такое невозможность исполнения – понятно, но как определять, является ли эта невозможность «окончательной»? Должен ли суд установить, что даже при прекращении в будущем этих «недружественных действий иностранных государств» (отмене санкций) исполнение обязательства всё равно будет невозможным?
Отдельный вопрос связан с ситуацией, когда «исполнение обязательства объективно становится окончательно невозможным... в части». Тогда, по мысли автора законопроекта, обязательство и прекращается – «в соответствующей части».
Отмечу, что статья 416 ГК РФ устанавливает правило о прекращении невозможностью исполнения обязательства в целом, поскольку невозможно исполнить — собственно обязательство в целом.
Интересно, как будет действовать новое правило применительно, например, к поставке автомобиля КАМАЗ, кабину для которого поставляла компания «Даймлер Тракс». Немецкий концерн Daimler Truck 28 февраля сотрудничество с компанией КАМАЗ приостановил, кабины для грузовиков больше не поставляются.
Означает ли это, что КАМАЗ вправе поставить автомобиль покупателю — без кабины, поскольку исполнение обязательства по поставке грузовика «в части кабины» стало «объективно окончательно невозможным»?
Или КАМАЗ вправе будет поставить иную (отечественную) кабину, но как быть с тем, что обязательство в части, исполнение которой «объективно становится окончательно невозможным», прекращается, а не изменяется?
Применительно к п. 2 ст. 23 Вводного закона в новой редакции также замечателен набор слов «надлежащее исполнение объективно оказалось временно невозможным в условиях недружественных действий иностранных государств и международных организаций, связанных с введением ограничительных мер в отношении граждан РФ и российских юридических лиц». Опять же фраза «в условиях... связанных» не означает причинно следственную связь, то, что исполнение обязательств «оказалось временно невозможным» — по причине (из-за) недружественных действий иностранных государств.
Отдельного указания заслуживает формулировка последствий такой «объективной временной невозможности в условиях...», по мысли автора, в такой ситуации «для целей применения правил гражданского законодательства о способах обеспечения исполнения обязательства должник не считается нарушившим обязательство». Причём это правило диспозитивно, стороны могут установить иное, но только «соглашением сторон обязательства, заключенным после введения в действие настоящего Федерального закона».
Если бы автор написал «в этом случае должник не считается нарушившим обязательство» – всё было бы просто и понятно. Нет нарушения – нет и ответственности в виде взыскания неустойки. Но друг г-на Клишаса написал, что «должник не считается нарушившим обязательство» именно «для целей применения правил гражданского законодательства о способах обеспечения исполнения обязательства». И это, на мой взгляд, применение к должнику неустойки, установленной договором, не исключает. Потому что применение договорной неустойки не требует прямого применения «правил гражданского законодательства о способах обеспечения исполнения обязательства». Понятно, что любая договорная неустойка основана на ст. 330 ГК РФ. Но основана косвенно, поскольку договорное обязательство исполняется, прежде всего, на основании общих норм ст.ст. 309, 310 ГК РФ, а не на основании «правил гражданского законодательства о способах обеспечения исполнения обязательства». Также отмечу, что перечень обеспечительных мер по ГК РФ открыт (п. 1 ст. 329 ГК РФ), то есть стороны вправе договором предусмотреть способ обеспечения исполнения обязательства, не предусмотренный законом, соответственно, не требующий «применения правил гражданского законодательства о способах обеспечения исполнения обязательства».
Абсолютно замечательно, на мой взгляд, даже начало п. 3 ст. 23 Вводного закона в новой редакции: «Сторона обязательства вправе отказаться от договора (от исполнения договора): в случае, если другая сторона не исполнила или ненадлежащим образом исполнила свое обязательство, поскольку такое исполнение объективно оказалось временно невозможным в условиях недружественных действий иностранных государств и международных организаций, связанных с введением ограничительных мер в отношении граждан РФ и российских юридических лиц».
В основе лежит в целом здравая идея облегчения отказа от договора стороне, в отношении которой обязательство контрагентом не исполняется, по понятным текущим причинам. Некий гибрид п. 2 ст. 450 ГК РФ и ст. 451 ГК РФ. Вот только оговорка «поскольку такое исполнение объективно оказалось временно невозможным» – охватывает исключительно объективный запрет исполнения, вследствие формально введённых санкций. Если же иностранный поставщик просто отказался исполнять своё обязательство, без объективных причин, отказаться от договора российский контрагент, получается, не вправе.
Возвращаясь к примеру с кабинами грузовиков КАМАЗ, немецкий концерн Daimler Truck прекратил поставку кабин не потому, что ему было объективно запрещено исполнять обязательство правительством Германии, а потому, что немецкий концерн сам принял такое решение. То есть объективного характера временной невозможности исполнения очевидно нет, так что КАМАЗ от договора с концерном Daimler Truck по этому основанию отказаться очевидно не вправе.
Ну и, наконец, в отношении предложения дополнить Вводный закон положением о том, что процитированные выше правила «не применяются к лицам, которые способствовали недружественным действиям иностранных государств и международных организаций, связанным с введением ограничительных мер в отношении граждан РФ и российских юридических лиц».
Сама конструкция в целом заимствована из ст. 10 ГК РФ, суд отказывает недобросовестному лицу в защите права. Логика такая же, как в тезисе о том, что «гарантии, предусмотренные НК РФ, применяются только к добросовестным налогоплательщикам, а к недобросовестным — не применяются».
Но кого именно автор законопроекта считает лицами «которые способствовали недружественным действиям иностранных государств и международных организаций, связанным с введением ограничительных мер в отношении граждан РФ и российских юридических лиц»? И как нам (или суду) определять этих нехороших лиц в гражданском обороте?
Если соответствующие санкции ввела, например, Великобритания, означает ли это, что «недружественным действиям... связанным с введением ограничительных мер в отношении граждан РФ и российских юридических лиц» автоматически способствовали все граждане Великобритании? Например, тем, что голосовали за партию, которая назначила премьер-министра, который ввёл санкции в отношении РФ. А как быть с теми, кто не голосовал или голосовал против? И с юридическими лицами, которые, естественно, ни за что не голосовали? Хотя в «деле Свинки Пеппы» английской компании это не помогло.
Законопроект этот написан – доктором юридических наук. На русском языке. Но «в условиях... связанных», «объективно окончательно невозможным», «окончательно невозможным... в части» и вот это вот всё. Видимо, это то законодательство, которое мы заслужили.
Источник: заметка Романа Речина, INTELLECT, в блоге на сайте Zakon.ru
Статьи экспертов юридической фирмы INTELLECT >>
Похожие материалы
