О сверхимперативных нормах
Главное при применении нормы – цель ее и защищаемого ею интереса.
В комментарии к статье Марии Стальновой «Сверхимперативные нормы в практике арбитражных и третейских судов» Евгения Ломакина, советник юридической фирмы INTELLECT, отмечает, что новейшее российское законодательство дает все новые примеры норм, которые могут быть расценены судами как сверхимперативные, то есть ограничивающие применение иностранного права.
Сверхимперативные нормы — категория международного частного права, нашедшая закрепление в ст. 1192 ГК РФ. Общий принцип коллизионного регулирования состоит в том, что отсылка к иностранному закону, как правило, устраняет применение к данному отношению не только диспозитивных, но и императивных норм отечественного правопорядка. Однако существует ряд императивных материальных норм, действие которых отсылкой к иностранному праву не устраняется1. Именно такие нормы получили наименование сверхимперативных, или норм непосредственного применения.
Действительно, наибольшее количество споров вызывают вопросы о том, как определяется круг таких норм и чем вызвана их особая юридическая сила. Большинство современных подходов основаны на так называемой «теории правительственного интереса», развитой американским юристом Б. Карри. В соответствии с этой теорией применимость той или иной нормы определяется исходя из цели самой нормы и защищаемого ею интереса. При этом интересы, защищаемые сверхимперативными нормами, обладают особой значимостью, превосходящей значимость интересов, защищаемых коллизионными нормами2. Основная сложность сводится к определению круга таких интересов. Как правило, к числу сверхимперативных норм принято относить нормы, непосредственно служащие защите публичных интересов государства3.
Этот подход отражен в п. 10 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 9 июля 2019 г. №24 «О применении норм международного частного права судами Российской Федерации», в котором отмечено:
Императивная норма права имеет особое значение и относится к нормам непосредственного применения, если она имеет своей основной целью защиту публичного интереса, связанного с основами построения экономической, политической или правовой системы государства.
Отсюда и «хрестоматийные» примеры сверхимперативных норм в российском праве, приведенные в том же п. 10 (нормы, устанавливающие ограничения на приобретение иностранными лицами земельных участков, акций и долей в уставных капиталах определенных хозяйственных обществ и др.).
Анализ судебной практики, проведенный автором статьи, показывает, что несмотря на существующее разъяснение Верховного Суда РФ, суды по-прежнему не всегда уместно применяют правила о сверхимперативных нормах.
Так, в статье приводятся примеры дел, в которых суды приходят к выводу о том, что все нормы Закона о банкротстве относятся к числу сверхимперативных. Однако с такой позицией судов согласиться нельзя, поскольку в случае с нормами Закона о банкротстве действует коллизионная норма, согласно которой дело о банкротстве рассматривается судом в соответствии с правом страны суда (lex fori). Таким образом, коллизионный вопрос в данном случае разрешается в пользу права страны суда, рассматривающего дело о банкротстве.
В то же время норма п. 5 ст. 213.25 Закона о банкротстве действительно может рассматриваться в качестве сверхимперативной, так как может применяться и вне рамок процедуры банкротства, к отношениям должника в целом, в том числе осложненным иностранным элементом.
Что же касается признания сверхимперативной нормой принципа pacta sunt servanda (в том числе ст. 310 ГК РФ), это не всегда достаточно обоснованно. Принцип нерушимости договорных обязательств и недопустимости одностороннего отказа от них является общеправовым и характерен не только для российского права, но и для любой другой развитой правовой системы. В такой ситуации применение судом именно российской нормы (ст. 310 ГК РФ) в качестве сверхимперативной, то есть «вместо» аналогичной нормы применимого иностранного права, представляется недостаточно обоснованным и не вполне отвечающим принципам международной вежливости.
Кажется, подобное применение категории сверхимперативных норм в некоторых случаях может свидетельствовать о нежелании заниматься установлением содержания иностранного права и его применением. Гораздо удобнее применить знакомые нормы российского права — например, ст. 10 и ст. 168 ГК РФ, — посчитав их сверхимперативными4.
Разумеется, в рамках статьи (и тем более — комментария к ней) невозможно охватить все случаи признания тех или иных норм российского права сверхимперативными. Однако, с учетом текущих реалий, интересным видится анализ санкционного и «антисанкционного» законодательства с позиций категории сверхимперативных норм.
В многочисленных делах с участием компании Google и российских лиц, чьи аккаунты или приложения в сервисах YouTube и Google Play были заблокированы, суды ссылаются на правовую позицию Конституционного Суда РФ, изложенную в Постановлении от 13 февраля 2018 г. №8-П, из которой следует незаконность действий, связанных с применением экономических санкций иностранных государств5. При этом суды также ссылаются на положения Федерального закона от 4 июня 2018 г. №127-ФЗ «О мерах воздействия (противодействия) на недружественные действия Соединенных Штатов Америки и иных иностранных государств», согласно которым экономические санкции в отношении Российской Федерации, ее граждан или российских юридических лиц квалифицированы в качестве недружественных действий иностранных государств, представляющих угрозу территориальной целостности РФ и направленных на ее экономическую и политическую дестабилизацию. В данном случае, полагаем, можно рассматривать в качестве сверхимперативной нормы российского права запрет на совершение действий, направленных на применение таких экономических санкций иностранных государств.
Аналогичным образом в качестве сверхимперативных норм могут быть квалифицированы некоторые положения «антисанкционных» указов Президента РФ. Например, к числу таких норм, очевидно, следует отнести правила совершения сделок, связанных с корпоративными правами в обществах с ограниченной ответственностью, введенные для лиц недружественных государств Указом Президента РФ от 8 сентября 2022 г. №618. Данные ограничения будут действовать независимо от того, право какого государства применяется к такой сделке.
Таким образом, новейшее российское законодательство дает все новые примеры норм, которые могут быть расценены судами как сверхимперативные, то есть ограничивающие применение иностранного права.
Источник: «Адвокатская газета» (№10 (411)/ 2024)
Статьи экспертов юридической фирмы INTELLECT >>
[1] Курс международного частного права. В 3-х томах / Альтшулер А. Б., Звеков В. П., Лунц Л. А., Маковский А. Л. и др. – М., 2002. С. 288.
[2] Жильцов А. Н. Применимое право в международном коммерческом арбитраже: Императивные нормы: дис. ... к. ю. н. М., 1998. С. 19–27; 31–33.
[3] Асосков А. В. Нормообразующие факторы, влияющие на содержание коллизионного регулирования договорных обязательств: дис. ... д.ю.н. М., 2011. – С. 76–86.
[4] См., например, Решение Арбитражного суда г. Москвы от 23 апреля 2024 г. по делу №А40-201894/2020.
[5] См., например, Постановление Арбитражного суда Московского округа от 3 августа 2023 г. №Ф05-14081/23 по делу №А40-102670/2022.
Похожие материалы
