Границы своего и чужого
Об условности границ субъектов имущественных отношений.
Статья Александра Латыева, партнера юридической фирмы INTELLECT, к.ю.н., доцента кафедры предпринимательского права УрГЮУ им. В.Ф. Яковлева, посвящена вопросу определения границ имущественной сферы участников гражданских отношений — юридических и физических лиц, способам изменения этих границ и дополнительным возможностям, которые такое изменение открывает для гражданского оборота.
Пятидесятилетию создания кафедры хозяйственного права в Свердловском юридическом институте (ныне — кафедры предпринимательского права Уральского государственного юридического университета им. В.Ф. Яковлева) посвящается.
Введение
Источником вдохновения для написания данной работы явился состоявшийся у меня летом прошлого года телефонный разговор с заведующим нашей кафедрой профессором Владимиром Сергеевичем Белых. В ходе этого разговора Владимир Сергеевич размышлял над тем, насколько верны наши традиционные представления об имущественной самостоятельности юридических лиц в условиях распространенности корпоративных групп, разного рода холдинговых и тому подобных объединений. Для него самого, очевидно, эти размышления были следствием работы над кандидатской диссертацией его ученика — И.В. Горбашева, посвященной вопросам банкротства корпоративных групп1 и в тот момент как раз готовившейся к защите. Меня же этот разговор также натолкнул на ряд мыслей, которые по прошествии годичного обдумывания превратились в настоящую статью.
Разграничение имущественных сфер разных лиц, «моего» и «твоего», является необходимой предпосылкой гражданского оборота, как минимум, в его имущественной части. С функциональной точки зрения «субъект гражданского права» есть всего лишь тот центр притяжения, вокруг которого формируется облако субъективных прав и обязанностей данного субъекта — его имущество, активы и пассивы. Если для самого субъекта, особенно если мы будем вести речь о лицах физических, для близких ему людей в его личности есть множество иных, не менее важных, а наверное и более важных измерений, для которых имущество есть лишь необходимая основа физического существования, то для лиц посторонних, в первую очередь — его кредиторов, с которым он сталкивается в ходе гражданского оборота, именно эта имущественная характеристика становится важнейшей. Для кредитора не столь важно, насколько честен и порядочен его контрагент, для него важно, насколько должник будет способен исполнить свои обязательства. Гражданскому праву с его приверженностью — несмотря на все развитие неимущественных прав — имущественной сфере можно попенять за излишний цинизм: оно все, даже физические и нравственные страдания, переводит на деньги. Но в этом цинизме содержится и существенная доля честности: было бы лицемерием обещать людям решение их моральных проблем; праву доступно имущественное воздействие и только его оно может честно предложить. Итак, субъект гражданских прав есть в первую очередь центр имущественных интересов.
Гражданский оборот же есть обмен, перемещение имущественных благ из сферы принадлежности одного лица в сферу принадлежности другого. И для эффективности этого обмена четкое определение границ этих сфер существенно важно. Если мы ведем речь о физическом лице, то пределы его имущественной сферы кажутся более-менее заметными, определяемыми, прежде всего, пределами его физических возможностей, а затем — возможностей интеллектуальных. Его сфера ограничивается тем, на что он может воздействовать. Впрочем, как мы увидим далее, даже для физических лиц такое представление о наглядности пределов его имущества является весьма сильным упрощением. Если же мы обратимся к субъектам изначально искусственным — юридическим лицам — не имеющими физических границ вовсе, то пределы их имущественных сфер начнут утрачивать определенность. И это при том, что, по меткому выражению Ю.А. Тарасенко, «юридическое лицо — это инструмент отграничения (обособления) имущества, проводимого в целях ограничения риска его утраты в процессе определенной деятельности лица реального, стоящего за лицом юридическим (учредителя юридического лица)»2. Как видим, юридическое лицо генетически требует отделения не только от иных участников гражданского оборота, но и от иных связанных с ним лиц — его учредителей.
1. Границы имущественной сферы юридического лица
Не секрет, что в гражданском обороте очень распространены ситуации, когда одно и то же лицо осуществляет несколько порой совершенно не связанных между собой видов деятельности — ведет фактически несколько бизнесов одновременно3. Как представляется, такое совмещение нескольких видов деятельности, если для кого и создает сложности, так только для самого осуществляющего их лица: так, оно может создавать препятствия для применения тех или иных налоговых режимов, соблюдения публичных ограничений, требовать дополнительных издержек на ведение отдельного учета и т.п. Однако такие сложности для самого себя редко могут выступать основанием для каких бы то ни было правовых ограничений. Лишь в исключительных случаях, когда один из осуществляемых видов деятельности предполагает особую опасность для окружающих, правовая система вмешивается и ограничивает правоспособность лица. Так, известно, что кредитным организациям, например, в России запрещено заниматься производственной, торговой и страховой деятельностью (ст. 5 Федерального закона от 2 декабря 1990 г. №395-I «О банках и банковской деятельности»).
Гораздо больше проблем для оборота возникает при дроблении бизнеса — создании нескольких разных организаций, находящихся под единым (формальным или неформальным) контролем, выступающих элементами единого экономического организма. Взаимодействуя между собой, такие организации вынуждены вести себя как разные субъекты: совершать сделки, передавать друг-другу имущество и т.д., они обладают системой взаимных обязательств, но наличие единого контроля превращает эти, обладающие формой гражданских, взаимоотношения в фиктивные. С другой стороны, у этих лиц есть и подлинные контрагенты — те, которые не находятся под тем же контролем и которые вступают в подлинно гражданские отношения с ними. Именно интересы этих последних могут оказаться нарушенными вследствие нерыночных взаимоотношений, существующих внутри корпоративной группы. Достаточно сильные контрагенты — банки, например — прекрасно это понимают и давно уже обеспечивают защиту своих интересов, добиваясь еще на стадии вступления в обязательственные отношения того, чтобы ответственность перед ними несла вся группа в целом — путем получения поручительств всех членов группы или иными способами. Однако далеко не всем контрагентам это доступно в силу слабости их переговорной позиции, а для недобровольных кредиторов — и в отсутствие каких бы то ни было переговоров. Такие кредиторы остаются один на один лишь с тем из участников группы, кто является их непосредственным контрагентом, и не могут защитить свои интересы от нарушений со стороны других участников группы. Здесь на помощь им должна приходить правовая система в лице закона, судебной практики и юридической доктрины — как упомянутая уже работа И.В. Горбашева.
Наиболее простым решением проблемы было бы, конечно, запрещение дробления бизнеса. Однако здесь мы столкнемся, прежде всего, с вопросом о том, существует ли у него какая-то объективная граница и если да, то где она проходит.
1.1. Границы бизнеса с точки зрения экономики
Юристу найти эту границу оказывается порой достаточно сложно. Я совершенно сознательно подчеркнул субъекта, которому приходится искать эту границу: ее нужно и сложно найти именно юристу — при том, что, например для экономиста это не составит особой проблемы. Экономической науке свойственен «органический» подход к организации, точнее — к фирме, предприятию, бизнесу — в рамках которого они рассматриваются как естественно существующие в хозяйственной системе агенты. Так, Р. Коуз в своей классической статье 1937 года «Природа фирмы» определяет ее как часть экономики, в пределах которой не действует рыночный механизм: «За пределами фирмы производство подчинено движению цен, а координация оказывается результатом последовательных операций обмена на рынке. Внутри фирмы эти рыночные сделки устранены, а роль сложной рыночной структуры со всеми операциями обмена выполняет предприниматель-координатор, который и направляет производство»4. Далее в той же статье обсуждается вопрос и о размерах фирмы с использованием стандартной экономической маржиналистской аргументации: «Чтобы определить размер фирмы, нужно рассмотреть рыночные издержки (т.е. издержки использования механизма цен) и издержки организации у различных предпринимателей, и только после этого мы сможем определить, сколько продуктов будет производить каждая фирма и сколько каждого продукта она произведет»5. Тем не менее автор вполне спокойно замечает: «Невозможно, разумеется, провести четкую и определенную линию, которая бы устанавливала наличие или отсутствие фирмы. Можно более или менее установить направление»6.
Почему же экономический подход к фирме не слишком полезен юристу для отграничения одной организации от другой? Дело здесь, как представляется, в том, что экономическая наука подходит к фирме дескриптивно, наблюдая ее как объект своего исследования. В этом смысле экономист может наблюдать фирму, ее издержки и пределы эффективности, может даже дать рекомендации, когда и до какого размера она будет экономически целесообразна, а когда — уже нет. Однако он не может предписать эти пределы заранее. Объект же правоведения сам по себе предполагает не дескриптивность, а прескрептивность: право указывает, как себя вести, а не описывает уже состоявшиеся факты. Правила должны быть установлены до того, как они начнут применяться. В такой ситуации позиция наблюдателя, говорящего: «Вот границы фирмы», — оказывается бесполезной, их нужно указать заранее. И для такого указания экономический подход оказывается слишком абстрактным: как это ни парадоксально, маржиналистская парадигма, построенная на определении пределов, не позволяет заранее указать эти самые пределы с достаточной четкостью. Юристам же эти самые пределы нужны для разграничения «моего» и «твоего».
1.2. Поиск границ организации в советское время
Показательные примеры поиска юристами объективного критерия отграничения одного хозяйствующего субъекта от другого дает отечественная история советского времени. Огосударствление экономики привело к тому, что огромное количество предприятий оказалось принадлежащими одному субъекту — советскому государству, которое могло вполне спокойно перераспределять активы между ними. Свобода распоряжения имуществом для государства проявлялась даже в мельчайших и, казалось бы, совершенно отдаленных от вопросов создания и деятельности юридических лиц институтах. Помню, насколько поразило меня — выросшего уже в условиях капитализма — продолжение известного и сейчас правила в работе Б.Б. Черепахина 1940 года: «Как известно, пригульный скот, а также скот безнадзорный, должен быть сдан в сельский совет или милицию, причем сельский совет передает этот скот на содержание и эксплуатацию ближайшему совхозу или колхозу. Если в течение шести месяцев (для крупного скота и его молодняка) и в течение двух месяцев (для мелкого скота и его молодняка) не явится собственник, то этот скот переходит в собственность того колхоза или совхоза, которому он передан на сохранение и в эксплуатацию»7. Если первая часть нормы и сегодня отличается лишь в деталях, то приобретение права собственности хранителем, не приложившим никаких усилий к обнаружению потерянного животного, а лишь случайно оказавшимся ближайшим к месту его обнаружения, которое в 1940 году рассматривалось как само собой разумеющееся, представляется в наше время совершенно нелогичным. Но если мы вспомним, что все советское хозяйство представляло собой единую систему, то вопрос о передаче вещи тому или иному звену этой системы утрачивает принципиальное значение даже с учетом того, что колхозы, упомянутые наряду с совхозами, в отличие от последних не принадлежали государству, а формально считались независимыми кооперативными организациями.
Можно найти и другие проявления единства социалистической экономической системы в праве того времени. Однако и избежать разделения ее на отдельные самоокупаемые части советское государство тоже не могло. Управление всей экономикой из единого центра было невозможно технически8. Для того чтобы обеспечить возможность нормальной хозяйственной деятельности, советское государство вынуждено было выделять отдельные элементы в относительно самостоятельные структуры — юридические лица. И вот здесь возникла необходимость определить, какого размера должны быть эти структуры.
«Капиталистическая экономика, — писал в 1973 году В.С. Якушев, — основанная на частной собственности, превращает производственные предприятия в экономически разобщенные изолированные ячейки производства с их автономными частными интересами. Общественная социалистическая собственность ликвидирует атомизированность структурных подразделений производства и становится экономической основной единого, органически связанного во всех частях общественного производства, где каждое предприятие превращается в его составную часть. Но общенародная собственность не отменяет (да и не может отменить) того явления, что производство может вестись только в отдельных ячейках, по которым должны быть распределены производительные силы, и что народное хозяйство — всегда совокупность структурных подразделений (ячеек). «Технологически», с точки зрения распределения производительных сил, существование отдельных производственных ячеек (звеньев) объективно диктуется самим производством. Подобные ячейки были в прошлом, существуют при социализме и сохранятся в будущем, поскольку без них никакое производство существовать не может. Они материально-технические предпосылки обособленности любого предприятия, в том числе и государственного»9.
Столь обширная цитата — мы воспроизвели целый абзац из написанной на основе докторской диссертации монографии В.С. Якушева — обусловлена тем, что вряд ли можно найти более точное описание диалектической связи единства социалистического хозяйства и самостоятельности его отдельных частей. Далее в своей работе основатель уральской хозяйственно-правовой школы обосновывал наличие у государственного производственного предприятия своих интересов10, а не только того особого интереса госпредприятия, который, по словам А.В. Венедиктова, «заключается прежде всего в выполнении и перевыполнении плана»11.
Поиск границ этих ячеек в советской экономике был, однако, тернистым, связанным с ошибками, игрой случайных факторов и даже конъюнктурой и волюнтаризмом в управлении народным хозяйством. Объективным критерием мог бы быть географический: действительно, завод в одном городе явно отличается от завода, пусть и производящего сходную продукцию, в другом городе. Однако и этот критерий далеко не безусловен: советское законодательство знало понятие филиала, т.е. как раз географически отделенной части предприятия. А раз так, само по себе географическое разделение еще не было определяющим.
Показательна отмеченная в опубликованной в 1963 году работе В.В. Лаптева тенденция укрупнения предприятий: «Фирмы, созданные в Львовском совнархозе, представляют собой производственные объединения фабрик и заводов, которые, войдя в состав фирмы, перестают быть самостоятельными предприятиями. Объединяемые в фирме фабрики и заводы превращаются в ее филиалы... В Московском совнархозе предприятия, вошедшие в состав фирмы, переведены на положение не филиалов, а цехов»12.
В результате такого укрупнения образовывались уже неуправляемые структуры, в которых, дабы сохранить возможность хоть какого-то управления, приходилось наделять правами уже отдельные структурные единицы этих организаций. «Цехи, участки, службы и отделы предприятия в процессе осуществления производственно-хозяйственной деятельности вступают между собой в правовые отношения. Однако внутренние правовые отношения между звеньями предприятия отличаются от внешних правовых отношений, в которые вступает предприятие с другими предприятиями и организациями»13, — продолжал В.В. Лаптев. Признавая наличие у отдельных структурных единиц особых прав, но при этом отрицая за ними качество юридического лица, советским юристам пришлось выделить особую группу внутрихозяйственных отношений, специфика которых «приводит к тому, что ни гражданско-правовой, ни административно-правовой методы не могут быть здесь применены»14, и особых прав, вроде права внутрихозяйственного управления15.
Таким образом, можно констатировать наличие уже сразу двух противоположно направленных тенденций: с одной стороны — к расширению пределов организации до пределов экономической системы в целом, а с другой — образование внутри такой расширяющейся организации новых структурных элементов, отношения между которыми начинают осмысливаться также как правовые. Сложно сказать, к каким итогам привели бы эти тенденции, не завершись к концу прошлого века эксперимент по построению социалистической системы в целом и плановой экономики в частности.
Как бы то ни было, даже в весьма специфических условиях советской организации народного хозяйства определение того, какую часть экономики следует организовывать как отдельное юридическое лицо, предусматривая его взаимодействие с иными участниками оборота на рыночных (или хотя бы квазирыночных) началах, регулируемых нормами гражданского права, а какую — как подразделение юридического лица, чьи отношения с другими подразделениями такими нормами уже не регулируются, — оставалось в сфере усмотрения органов управления экономикой. Те или иные соображения объективного характера — вроде единства производственного процесса или самодостаточности предприятия — могли выступать лишь предпосылками для того или иного решения этого органа, который вполне мог принимать во внимание и иные соображения, причем не только экономического, но и политического, организационного и даже исторического или субъективного характера.
1.3. Объективация предприятия в постсоветское время
В последнее десятилетие XX века — уже в других социоэкономических условиях — была предпринята еще одна попытка объективации границ бизнеса, заключавшаяся в формировании и закреплении в том числе в ГК РФ понятия предприятия как объекта гражданских прав. Если обратиться к работам рубежа веков, мы увидим, что, несмотря на очевидное отнесение кодексом предприятия к объектам гражданских прав, его генетическая связь с понятием субъекта гражданских прав по-прежнему подчеркивалась. Так, С.А. Степанов посвятил целую главу своего произведения об имущественных комплексах многозначности понятия «предприятия», выделив как минимум три подхода к нему:
- предприятие как коммерческая организация вообще,
- их отдельная группа — унитарные предприятия,
- предприятие в том смысле, в котором его трактует ст.132 ГК РФ, т.е. как имущественный комплекс16.
Как видим, два из трех пониманий предприятия связаны с юридическими лицами. Неудивительно, что другой исследователь — В.А. Белов, критикуя работу С.А. Степанова, писал: «... автору (к глубочайшему сожаленью) так и не удалось отрешиться от отвергаемой им же самим сложившейся у нас практики обозначения термином «предприятие» не объектов, а субъектов экономических (хозяйственных) отношений»17.
Некоторые авторы того времени отстаивали органическое понимание предприятия, как некоторой объективной реальности. Так, В.А. Лапач, комментируя рассмотренное Арбитражным судом Краснодарского края дело №А32-22777/2001, в ходе которого суд пришел к выводу о неприменимости норм §8 гл. 30 ГК РФ к продаже пансионата, удивлялся: «Почему действующее структурное подразделение предприятия оказалось не отвечающим признакам предприятия как объекта прав, остается только гадать»18. Вполне естественным выводом из такого подхода явилось кажущееся сегодня парадоксальным предложение: «... должна быть единая регистрация предприятия как юридического лица и одновременно регистрация его имущественного комплекса»19.
Такое органическое понимание предприятия, однако, создавало существенную угрозу обороту: оно порождало бы неопределенность в каждом случае отчуждения сколько-нибудь многочисленного имущества, особенно недвижимого — имело ли место распоряжение предприятием или же все-таки всего лишь некоторым набором имущества, предприятием не являвшимся. С учетом господствовавшего в судебной практике на рубеже веков жесткого и формального подхода к недействительности сделок вывод суда о наличии предприятия при том, что участники сделки не относились к предмету сделки как к такому объекту, могло легко привести к признанию такой сделки недействительной. Этим вообще мало значимым обстоятельством, могли воспользоваться в целях оспаривания иные лица, которым такая сделка не нравилась по тем или иным причинам, никак не связанным с органичностью предприятия. Как раз такой пример можно было увидеть в прокомментированном В.А. Лапачем деле №А32-22777/2001. Сталкивался с этим в своей практике и сам автор этих слов: в ходе рассмотрения дел №А60-35374/2004 и №А60-37516/2005 истцы при оспаривании сделок ссылались, между прочим, на нарушение при их совершении ст. 110 ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)», посвященной продаже предприятия в ходе процедур банкротства, при том что правовой интерес истца никак не был связан с тем, являлись ли предметы сделок действующими предприятиями или же просто набором имущества. Недостаточная формализованность, не создающая проблем в экономическом исследовании, может оказаться смертельной для правового регулирования оборота. Неудивительно, что суды не восприняли органический подход и встали на формальную позицию: чтобы нечто считалось предприятием, оно должно быть зарегистрировано в таком качестве, как объект недвижимости. Тем самым вопрос о формировании предприятия как единого объекта оказался полностью передан на усмотрение собственнику имущества — зарегистрирует он его как предприятие или нет.
Решая же, нужно ему это или нет, собственник будет оценивать, какую выгоду принесет ему такая регистрация и каких дополнительных расходов потребует. Стимулом к регистрации — и тем самым созданию — предприятия могла бы быть предоставляемая им возможность передавать единым объемом все имущественные составляющие такого предприятия, исключая необходимость передавать их по-отдельности. Этого можно бы было добиться, только если бы с момента включения в состав предприятия его составляющие утрачивали бы собственное юридическое бытие, формируя действительно обособленную от иного имущества собственника массу. Однако в действующем российском законодательстве это реализовано только в отношении тех составных частей предприятия, которые сами по себе являются объектами недвижимости: п. 3 ст. 46 Федерального закона от 13 июля 2015 г. №218-ФЗ «О государственной регистрации недвижимости» предусматривает, что «государственная регистрация перехода права собственности, ограничений права собственности, обременений предприятия как имущественного комплекса осуществляется одновременно с государственной регистрацией перехода права собственности и ограничений прав и обременений всех объектов недвижимости, входящих в состав такого предприятия». Однако предприятие — это не только набор объектов недвижимости; в его состав могут входить и другие объекты, в отношении которых действуют иные системы регистрации гражданских прав — например, исключительные права на средства индивидуализации продукции такого предприятия (п. 2 ст. 559 ГК РФ). Поскольку система их регистрации никак не связана с системой регистрации недвижимости, внесение изменений в сведения о принадлежности предприятия не повлияют автоматически на сведения о принадлежности таких объектов — их придется передавать отдельно. Также отдельно придется передавать и не подлежащие никакой регистрации движимые вещи, ведь ст. 561 ГК РФ требует инвентаризации состава предприятия перед его продажей, соответственно, те из них, что не войдут в акт инвентаризации, переданы не будут.
Наконец, самая интересная с точки зрения юриста группа составных элементов предприятия — долги (обязательства), также самим по себе фактом включения в состав предприятия не меняет своего правового режима: ст. 562 ГК РФ дает в руки кредитора по таким обязательствам сильнейший, можно даже сказать, несоразмерно сильный инструмент — возможность требовать недействительности договора. Вследствие этого — хотя в данной норме об этом и не сказано — продавец предприятия вынужден при отчуждении предприятия, в состав которого он включил долги, выполнить общее требование для перевода долга — получить согласие кредитора. Никакой разницы с той ситуацией, когда перевод долга производится без включения его в состав предприятия, мы здесь также не видим. Такая разница имелась бы, если бы согласия кредитора требовало само включение долга в состав предприятия, а его дальнейший оборот происходил бы уже без согласия кредитора. Однако в таком случае кредитору пришлось бы дать либо инструменты контроля за составом предприятия — подобно тем, что предоставляет законодательство о банкротстве кредиторам в отношении имущества их должника, либо просто установить правило о солидарной ответственности всех последовательных собственников предприятия по его долгам. Второй вариант, вероятно, еще более дестимулировал бы от создания предприятий по смыслу ст. 132 ГК РФ, а при принятии первого нам бы пришлось фактически признать, что предприятие из категории объектов прав перешло бы в категорию субъектов — со своим имуществом как в активе, так и в пассиве. Как справедливо заметил В.С. Белых, «непонятно, если предприятие есть объект гражданского права, то почему он может иметь имущественные и связанные с ним личные права. Известно, что такими правами, с точки зрения ГК РФ, обладают только юридические лица. В противном случае следует предположить о существовании у предприятия органов, реализующих эти требования»20. Действительно, последовательная реализация норм о предприятии как замкнутом имущественном комплексе заставила бы создать де-факто субъекта прав, де-юре признаваемого объектом. Ни к чему хорошему это бы не привело.
Как итог: дополнительные расходы на создание предприятия мы видим, выгоды же от его создания весьма сомнительны; неудивительно, что на практике предприятия стали исключительной диковинкой. Вместо того чтобы поделить свое имущество на относительно самостоятельные комплексы предприятий, обладатель этого имущества по нашему праву может поступить иначе: создать несколько юридических лиц, перераспределив между ними это самое свое имущество. И в отсутствие каких бы то ни было объективных пределов бизнеса в определении границ этих юридических лиц мы можем обратиться только к воле самого их создателя. В конечном итоге за «корпоративной вуалью» любого юридического лица мы найдем лицо физическое (или чаще — некоторую их группу). Это могут учредители организации, ее менеджмент, даже — особенно если мы привлечем в орбиту исследования организации некоммерческие — иные ее бенефициары, но для простоты рассмотрения абстрагируемся сейчас от деталей связи их с юридическим лицом и обоснования их заинтересованности в его деятельности. Зафиксируем лишь, что они и есть те самые коузовские «предприниматели», «которые в конкурентной системе направляют производство, выполняя тем самым роль механизма цен»21. Именно они вольны решать, где заканчивается один их бизнес и начинается другой — сколько и каких организаций будет ими создано.
1.4. Польза субъективного подхода к границам юридического лица
В начале настоящей статьи мы уже отметили те риски, которые создает для гражданского оборота свобода определять границы юридических лих. Но только ли отрицательные последствия влечет эта свобода? Положительный ответ на этот вопрос был бы слишком поверхностным. Прежде всего, она позволяет предпринимателю вести несколько бизнесов одновременно с разными партнерами. Ограничение такой возможности весьма плохо сказывается на предпринимательской активности, показательный пример чего мы можем наблюдать в абсолютной непопулярности таких предусмотренных ГК РФ организационно-правовых форм коммерческих организаций, как хозяйственные товарищества, нормы о которых (а именно — п. 2 ст. 69 ГК РФ) запрещают участие полного товарища более, чем в одном полном товариществе22.
Возможность свободного определения количества юридических лиц, иначе говоря — свободного проведения границ между различными частями своего (до создания этих юридических лиц) имущества позволяет запускать в оборот эти самые различные части не только единой массой (чего так и не удалось сделать с помощью конструкции предприятия как объекта прав), но и с использованием совершенно различных юридических конструкций. Для практикующего юриста не секрет, что передача контроля над, например, объектом недвижимости возможна как минимум двумя способами: во-первых, можно продать этот объект (или совершить и исполнить иную сделку по его отчуждению), а во-вторых, если этот объект находится в собственности юридического лица, можно передать приобретателю корпоративные права на управление этим юридическим лицом — экономический эффект будет полностью одинаков, однако юридические конструкции будут отличаться принципиально. Каждый из этих вариантов имеет свои плюсы и минусы — как гражданско-правового, так и публично-правового (например, налогового) характера.
Передача контроля над имуществом, что с точки зрения экономики рассматривается как передача собственности, с помощью средств корпоративного права может осуществляться бесконечно большим разнообразием способов, перед которыми меркнет простая передача этого имущества приобретателю в порядке сингулярного правопреемства. Если это имущество уже является основным активом юридического лица, единственным или контролирующим участником которого является отчуждатель, он может просто уступить свои корпоративные права. Это простейший вариант, но если такое юридическое лицо еще не создано либо обладает большим объемом имущества, чем планируется передать, отчуждатель может:
- сначала создать его и внести свое имущество в уставный капитал, а затем передать корпоративные права,
- внести имущество в качестве вклада в уже существующее юридическое лицо, участником которого является «приобретатель»,
- осуществить реорганизацию (например, выделение или разделение) своей (или уже их общей с «приобретателем») организации с передачей контроля над одной из образованных организаций другому лицу и так далее.
Вариантов организации отношений открывается великое множество. Более того, нашему праву известны даже промежуточные формы между передачей объектов гражданских прав в натуре и передачей корпоративных прав в юридических лицах, контролирующих их: это передача паев в паевых инвестиционных фондах. Несмотря на то, что ПИФ де-юре представляет собой имущественный комплекс, а пай удостоверяет долю его держателя в праве собственности на все имущество, образующее этот имущественный комплекс, с экономической точки зрения его деятельность ничем не отличается от деятельности акционерного инвестиционного фонда, имущество которого принадлежит на праве собственности самому фонду, а инвестору вместо пая принадлежит акция, удостоверяющая лишь корпоративные права.
2. Условность границ имущественных масс физических лиц
Если юридические лица, как образования искусственные, обладают искусственными же и границами их имущественных масс, которые в силу этого могут несколько меняться, то, казалось бы, про физических лиц мы такого сказать не можем. Физическое лицо — человек, реально существующий в мире, обладающий вполне ощутимыми физическими границами сам и способный ограничить свою имущественную сферу и отграничить ее от сферы других лиц. Как бы не так!
2.1. Единство имущественной массы нескольких физических лиц
Прежде всего, вспомним, что значительную, а может, и большую часть существования человеческой цивилизации отдельный человек мало что значил, даже в имущественном обороте. Если в отношении движимых вещей личного пользования и небольшой стоимости это еще проявлялось не сильно, то для основных имущественных ценностей — земли, скота и т.п. — архаические общества долго не признавали отдельного человека их обладателем, субъектом прав выступали те или иные коллективы: община, род, семья.
Даже римское право, знаменитое во многом именно своим индивидуализмом, через две тысячи лет после его формирования поднятым на щит юристами, экономистами, общественными деятелями Нового времени, начинало именно от этой отправной точки. «Характеристическая черта древнейшего общественного быта состоит в полной нравственной зависимости отдельного лица от общества. Отдельная личность еще слишком слаба, условия общежития еще очень неразвиты для того, чтобы человек мог существовать самостоятельно, не входя в состав какого-либо тесного союза или не отдавшись под его покровительство»23, — описывал эту отправную точку С.А. Муромцев. Да, «последовавшее расширение государственной территории, умножение населения и его потребностей, усложнение отношений, увеличение в обществе запаса знаний и расширение кругозора и расширение кругозора развивали индивидуализм»24, однако римское право до последнего сохраняло отдельные рудименты коллективистского подхода и даже — можно смело утверждать — построило на них целые институты, реципированные и дожившие до нашего времени в правовых системах континентальной семьи.
Так, есть немало оснований полагать, что самому принципу универсального наследственного преемства современные правовые системы обязаны архаическому римскому представлению о принадлежности наиболее важной части имущества — res mancipi — не столько самому pater familias'у, сколько всей патриархальной семье (familia) в целом. «Объектом правопреемства — пишет Д.В. Дождев — была сама роль домовладыки, позиция которого в семейной структуре характеризуется через potestas и определяется через объект власти — familia»25. То, что pater familias по архаическим представлениям являлся не подлинным собственником, а только лишь некоторым «представителем» семьи, которой в действительности оно принадлежало, влекло по его смерти автоматическое замещение роли домовладыки как такого «представителя» семьи вовне его наследником — в первую очередь, его сыновьями, наследниками из числа ранее уже входивших в ту же familia. Такие sui heredes не могли отказаться от наследства, не должны были его даже принимать, сразу же, самим фактом смерти наследодателя, занимая его место, и более того, наследовали, даже если они не знали об этом. «Наследник из числа подвластных не приобретает наследство, но помимо своей воли оказывается в положении домовладыки сразу же после смерти домовладыки»26. Из этого с неизбежностью следует универсальный характер наследственного преемства. В сущности, римская familia оказывается практически корпорацией, и лишь известное настороженное отношение римского права к юридическим лицам привело к тому, что в гражданском обороте она оказалась закрыта фигурой отца семейства. С учетом того, что правовые системы, наследственное право которых сформировалось без влияния римских образцов (англо-саксонское, исламское право), строятся не на начале универсального правопреемства, а на началах ликвидации, т.е. выплаты долгов наследодателя из состава наследственной массы с передачей наследникам остатка, уже освобожденного от обязательств27, можно предположить, что идея универсального наследственного преемства вообще не является обычной для человеческих сообществ, но, выросши из специфических и довольно случайных особенностей древнеримских представлений о семье, она прижилась и была воспринята правовыми системами стран, где такого представления о семье никогда не было.
Что у других народов было — так это представление о принадлежности имущества не отдельному человеку, а целому сообществу. Так, К.П. Победоносцев писал: «Однако же с самых древних времен у нас укоренилось понятие о наследственном имуществе как о принадлежности рода, переходящей по наследству и в том же роде обращающейся»28. Наше современное право, казалось бы, полностью отошло от представления о субъектности семейных объединений, признав отдельную правоспособность каждого из членов семьи. Однако, если мы отвлечемся от правоспособности и обратимся к имущественной массе супругов, т.е. того наличного имущества, которое им принадлежит, а также тех долгов, которые его обременяют, то не должны ли мы признать, что действующий в качестве законного режима имущества супругов режим совместной собственности прямо-таки подталкивает нас признавать особую квазисубъектность семьи, не вместо, но наряду с субъектностью каждого из супругов? В настоящей работе мы не преследуем цели подробно рассмотреть правовой режим имущества супругов. Тем не менее нельзя не заметить, что многие проблемы отечественной судебной практики, особенно в части попыток определить, какие долги следует считать общими, а какие — обязывающими только одного из супругов, обусловлены именно игнорированием собственной субъектности семьи, отличной от составляющих ее супругов.
2.2. Множественность имущественных масс одного физического лица
Если мы находим множество примеров, в которых границы имущественной массы оказываются намного шире физических границ отдельного физического лица, которому эта масса принадлежит, то, быть может, мы хотя бы не сможем найти ситуаций, в которых одному человеку принадлежит несколько имущественных масс? Сможем, и с легкостью.
Примеры деления имущества одного лица на несколько относительно независимых имущественных масс мы можем вспомнить в том же римском праве, правда, наоборот, не архаическом, а позднем. Так, известно, что собственник имущества — полноправный римский гражданин, т.е. pater familias — мог выделить отдельную часть своего имущества (пекулий) для управления своему подвластному (сыну)29 либо же и вовсе неправоспособному человеку (рабу)30. Пекулий оставался в собственности его хозяина, он мог всегда забрать из него имущество, но в то же время для него возникали и права и обязанности по сделкам, совершенным управляющим пекулием в отношении составляющего его имущества. По сути дела, мы видим здесь этакий «филиал» физического лица, если пользоваться современными аналогиями.
В наше же время актуальной остается проблема отделения предпринимательской деятельности гражданина от его бытовых отношений и, соответственно, его имущества, используемого в той и в другой области. Несмотря на то, что вопрос о предпринимательском или непредпринимательском характере в основном встает в отношении не имущества, а сделок гражданина, его имущество, используемое в предпринимательской деятельности, также могло бы быть отделено от того, что не используется в этих целях, например, для того, чтобы заранее определить, какое имущество один предприниматель может подарить другому, а какое — в силу расширительно толкуемого пп. 4 п. 1 ст. 575 ГК РФ — нет.
В начале 1990-х законодатель предлагал для этой цели разделить имущество предпринимателя, выделив его коммерческую часть в самостоятельное юридическое лицо — индивидуальное частное предприятие (ст. 8 Закона РСФСР от 25 декабря 1990 г. №445-I «О предприятиях и предпринимательской деятельности»). Это достаточно странное юридическое лицо, «принадлежащее гражданину на праве собственности» (п. 1 названной статьи), но при этом предполагавшее ограничение ответственности его учредителя (п. 3 той же статьи). Неудивительно, что часть первая ГК РФ отказала ИЧП в праве на существование, а вводный закон к ней предписал относиться к таким предприятиям — до их преобразования или ликвидации — как к унитарным предприятиям, основанным на праве оперативного управления (абз. 2 п. 5 ст. 6 Федерального закона от 30 ноября 1994 г. №52-ФЗ «О введении в действие части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»). Тем не менее за те четыре года, что они существовали, успела сформироваться даже некоторая судебная практика, в которой, в частности, обсуждались вопросы прав супруга предпринимателя на имущество его ИЧП: так, СК по гражданским делам Верховного Суда РФ в своем Определении от 15 июня 2001 г. №69-В00-18 пришла к выводу, что для распоряжения имуществом, переданным одним из супругов в ИЧП, не требовалось согласие второго супруга, поскольку тот членом ИЧП не являлся31.
Стоит заметить, что идея подобного разделения личности предпринимателя на его бытовую и коммерческую составляющие, оставленная российским законодателем, постоянно возрождается в различных уголках мира: так, новейший ГК КНР также выделяет индивидуальные частные предприятия, однако не признает их юридическими лицами, включая в число организаций без образования юридического лица. «Ключевое отличие данных субъектов от юридических лиц, — пишет А.П. Алексеенко, — заключается в том, что они не имеют структуры органов управления, а от своего имени могут только заключать сделки»32.
Если попытка разделения имущественной массы индивидуального предпринимателя на две относительно самостоятельные части — предпринимательскую и бытовую — осталась в прошлом нашего права, то новые реалии экономики преподносят нам и новые казусы, в которых можно увидеть разделение имущества одного физического лица на несколько частей. Так, известно, что за последние два десятка лет значительной частью экономики стала внутренняя экономика компьютерных игр. Игроки платят немалые и зачастую вовсе не игровые деньги за внутриигровые объекты, которые в виртуальном мире игры ассоциированы не с самими игроками, а с их внутриигровыми персонажами. Так что передача актива, подчас имеющего значительную стоимость, может происходить путем передачи контроля над персонажем — со всеми его игровыми «активами» и «пассивами». Такая передача по своим механизмам, по степени отдаленности предмета передачи (например, пароля доступа к определенному персонажу) от реальной ценности (ассоциированных с этим персонажем внутриигровых объектов) начинает очень сильно походить на передачу единственным участником корпорации своих корпоративных прав в ней — там ведь тоже приобретателя интересует не столько непосредственный предмет правопреемства — корпоративные права, сколько стоящие за ними активы самой организации, контроль над которой приобретается. Если же мы вспомним, что таких персонажей у игрока может быть несколько, даже в рамках одной игры, то вполне возможными окажутся и внутриигровые «сделки» между несколькими такими персонажами, способные повлиять на имущественные отношения за пределами игрового пространства.
2.3. Возможности, открываемые изменчивостью границ имущественных масс физических лиц
Итак, имущественные массы даже физических лиц, реально существующих в мире и, в отличие от лиц юридических, уж точно не являющихся фикциями, как видим, тоже могут иметь изменчивые границы. Как же это может сказаться на гражданском обороте?
Для архаического римского права, например, реконструируется такая юридическая конструкция манципации (и даже всякой сделки per aes et libram), в которой имеет место не столько переход манципируемой вещи из имущественной сферы одного лица в сферу другого, сколько проникновение приобретателя внутрь патриархальной семьи отчуждателя с тем, чтобы он мог захватить предмет передачи и затем — с этим предметом в руках — вновь выйти из нее. «Акт manu capere позволяет постороннему вторгнуться в интимный мир семейства, представленного в обороте отдельными вещами, слитыми в массовом сознании с личностью их распорядителя. Взяв такую вещь рукой, лицо, чуждое этому семейству, ставит себя в зависимость от распорядителя вещи, рискуя утратить собственную субъектность. Хозяин вещи, допуская этот жест, тем самым заставляет социум рассматривать вторжение как конституирование нового личного отношения по поводу вещи, нового субъекта — распорядителя вещи»33.
Если обратиться к нашему времени, то мы увидим, как формирование физическими лицом некоего относительно самостоятельного имущественного комплекса может позволить такому лицу легко передать всю совокупность ассоциированных с таким комплексом прав и обязанностей. Пока что по нашему праву формирование таких комплексов производится путем выделения гражданином своего имущества в юридическое лицо с последующей передачей приобретателю корпоративных прав в отношении такого лица, однако пример игрового имущества показывает, что современные технологии позволяют обойтись и без хлопотной и привлекающей много внимания процедуры создания юридического лица, всего лишь ассоциировав активы и пассивы с неким виртуальным посредником34. И игры здесь только наиболее показательный пример: так, в мире цифровых и криптоактивов давно уже говорят о псевдонимности, которая заменяет собой анонимность участников трансакций: трансакции в блокчейне, например, видны всем машинам, обслуживающим этот блокчейн, но никто не знает, между кем они совершаются, поскольку видит лишь обезличенные номера цифровых кошельков, но не реальных субъектов. У одного человека может быть множество таких кошельков и он может совершать операции как пополняя или опустошая их, так и путем передачи другим лицам доступа к самим кошелькам.
Заключение
По итогам размышления, порожденного давним телефонным разговором, мы видим, как наряду с хорошо знакомой всем системой гражданского оборота даже не возникает, а существует параллельно совершенно другая система, точно так же позволяющая перемещать имущественные блага от одного лица к другому. Вернее, перемещение благ тут можно увидеть только лишь с точки зрения экономической, для юриста здесь будет иметь место скорее изменение границ имущественных сфер субъектов — их объединение и разделение с изменением конкретного наполнения этих сфер в результате таких процессов. Принципиальное отличие юридических конструкций этих систем затеняет общие проблемы и сложности, возникающие в ходе их применения. Так, то обстоятельство, что при приобретении корпоративного контроля в юридическом лице формальным предметом приобретения являются корпоративные права, а реальный интерес заключается в приобретении контроля над активами этого юридического лица, не позволило при несоответствии состояния этих активов обсуждавшемуся при совершении сделки напрямую применять нормы об ответственности продавца за качество товара и потребовало выработки норм о гарантиях и заверениях.
Есть в нашем размышлении и еще один аспект, быть может, не ставший еще актуальным, но вот-вот грозящий стать таковым. Мы рассматривали границы имущественных сфер разных субъектов — юридических и физических лиц. Уже при этом рассмотрении было видно, что порой границы между ними начинают стираться: семья — объединение людей — предстает уже в образе практически лица юридического, а создание юридического лица вполне может быть заменено выделением гражданином части своего имущества в обособленный комплекс. Однако наше время все активнее заставляет искать ответ об отношении права к новому субъекту — искусственному интеллекту. Роботы той или иной степени автономности уже заполонили гражданские отношения: они совершают сделки (наверное, большинство сделок на биржах совершаются сегодня биржевыми программами), могут причинять вред и т.д. Степень их автономности такова, что контроль их хозяев над ними может оказаться совсем эфемерным. В конечном итоге, кто знает, быть может, они — уже безо всякого контроля со стороны человека — участвуют в обороте. Достаточно представить себе торгового робота, когда-то запущенного на цифровой бирже, создатель которого скоропостижно скончался, не успев никому передать пароль для управления роботом. Этот робот продолжит торговать и, если будет делать это успешно — приобретать имущество, а если не очень успешно — создавать долги. Чьими мы должны признать эти активы и пассивы? В современной парадигме — наследников создателя этого робота, но они могут не только не знать о нем, но и не иметь никакой возможности его контролировать за отсутствием пароля от программы. Как бы ни разрешил эту проблему правопорядок — признанием ли правоспособности искусственного интеллекта, возрождением ли в новых условиях рабовладельческих институтов — «робовладения» — или как-то иначе, это породит новые вопросы, среди которых будет в том числе и вопрос об отделении имущественных сфер, причем не только искусственного интеллекта и его создателя, но и различных таких искусственных интеллектов. Кто знает, быть может, мы увидим еще и возрождение отмеченной 60 лет назад В.В. Лаптевым тенденции к укрупнению экономических субъектов35 — для роботов реализация этой тенденции будет вполне естественна.
Источник: журнал «Бизнес, менеджмент и право» (№3/2023, №4/2023, №1/2024), блог Александра Латыева на сайте Zakon.ru
Статьи экспертов юридической фирмы INTELLECT >>
[1] Горбашев И.В. Особенности несостоятельности (банкротства) корпоративных групп на основе материальной консолидации: сравнительноправовое исследование: дис. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2022.
[2] Гражданское право: актуальные проблемы теории и практики / Под общ. ред. В.А. Белова. М.: Юрайт-Издат, 2007. С.265.
[3] См.: Белых В.С. Категория «имущество» в российской доктрине, законодательстве и судебной практике // Правовой режим имущества субъектов предпринимательской деятельности: сб. научн. трудов; отв. ред., сост. В.С. Белых. М.: ТК Велби, Изд-во Проспект, 2006. С.60.
[4] Коуз Р. Природа фирмы // Коуз Р. Фирма, рынок и право / Пер. с англ. М.: Новое издательство, 2007. С.38. Любопытно, что к процитированной фразе Р. Коуз сделал сноску, которая нам еще пригодится в дальнейшем изложении: «Далее в этой статье термином «предприниматель» я обозначаю лицо или группу лиц, которые в конкурентной системе направляют производство, выполняя тем самым роль механизма цен» (там же, примечание 10 на стр.38).
[5] Там же. С.55.
[6] Там же. С.42, примечание 21.
[7] Черепахин Б.Б. Приобретение права собственности по давности владения // Черепахин Б.Б. Труды по гражданскому праву. М.: «Статут», 2001. (Классика российской цивилистики.) С.153.
[8] Любопытно, что сейчас — с развитием вычислительных технологий — кто знает, не была бы уже вполне решаемой задача планового управления экономикой?
[9] Якушев В.С. Юридическая личность государственного производственного предприятия // Якушев В.С. Избранные труды по гражданскому и хозяйственному праву [Текст] / В.С. Якушев; предисл. и сост. В.С. Белых. Екатеринбург: Бизнес, менеджмент и право, 2007. С.45.
[10] См. там же. С.77-83.
[11] Венедиктов А.В. О государственных юридических лицах в СССР // Венедиктов А.В. Избранные труды по гражданскому праву. В 2 т. Т.II. М.: «Статут», 2004. (Классика российской цивилистики.) С.533.
[12] Лаптев В.В. Правовое положение государственных промышленных предприятий в СССР // Лаптев В.В. Предпринимательское (хозяйственное) право. Избранные труды. Екатеринбург: Бизнес, менеджмент и право. 2008. (Классика хозяйственно-правовой мысли.) С.367.
[13] Там же. С.397.
[14] Якушев В.С. Правовое регулирование внутрихозяйственных отношений // Антология уральской цивилистики. 1925-1989: Сборник статей. М.: «Статут», 2001. С.425.
[15] См. там же. С.427.
[16] См.: Степанов С.А. Имущественные комплексы в российском гражданском праве. М.: Издательство НОРМА, 2002. С.12-18.
[17] Белов В.А. Имущественные комплексы: Очерк теории и опыт догматической конструкции по российскому гражданскому праву. М.: АО «Центр ЮрИнфоР®», 2004. С.8-9.
[18] Лапач В.А. Система объектов гражданских прав: Теория и судебная практика. СПб.: Издательство «Юридический центр Пресс», 2002. С.365.
[19] Там же. С.370.
[20] Белых В.С. Предприятие как имущественный комплекс и субъект предпринимательской деятельности // Правовое положение субъектов предпринимательской деятельности / Отв. ред., сост. профессор В.С. Белых. Екатеринбург: У-Фактория, 2002. С.292.
[21] См. выше сноску 4.
[22] Это, конечно, далеко не единственная причина. Главной является, очевидно, неограниченность ответственности полного товарища по долгам товарищества. Впрочем, неограниченность ответственности естественным образом связана с эксклюзивностью членства в товариществе.
[23] Муромцев С.А. Гражданское право Древнего Рима. М.: «Статут», 2003. (Классика российской цивилистики.) С.64.
[24] Там же.
[25] Дождев Д.В. Римское частное право. Учебник для вузов. Под редакцией члена-корр. РАН, профессора В.С. Нерсесянца. М.: Издательская группа ИНФРА М—НОРМА, 1997. С.562.
[26] Дождев Д.В. Римское архаическое наследственное право. М.: «НАУКА», 1993. С.97.
[27] См.: Наследственное право: постатейный комментарий к статьям 1110–1185, 1224 Гражданского кодекса Российской Федерации [Электронное издание. Редакция 1.0] / Отв. ред. Е.Ю. Петров. М.: М-Логос, 2018. (Комментарии к гражданскому законодательству #Глосса.) С.44.
[28] Победоносцев К.П. Курс гражданского права. Первая часть: Вотчинные права. М.: «Статут», 2002. (Классика российский цивилистики.) С.129.
[29] См.: Барон Ю. Система римского гражданского права: В 6 кн. / Предисловие кандидата юридических наук В.В. Байбака. СПб.: Издательство Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2005. С.865-866.
[30] См.: Дождев Д.В. Римское частное право. С.233.
[31] Примечательно, что спустя полтора десятка лет с подобной же коллизией, вызванной столкновением норм об общей собственности супругов и о правах учредителя унитарного юридического лица (на этот раз — частного учреждения), снова довелось столкнуться Верховному Суду РФ. Подробнее см. наш комментарий к делу: Латыев А.Н. Универсальное правопреемство vs общее имущество супругов: побеждает регистрация. Комментарий к определению Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 17.06.2016 №309-ЭС16-1899 // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2016. №9. С.9-15.
[32] Алексеенко А.П. Характерные черты Гражданского кодекса КНР // Актуальные проблемы российского права. 2021. Т. 16. №12. С.204.
[33] Дождев Д.В. Основание защиты владения в римском праве. М.: Институт государства и права РАН, 1996. С.108.
[34] Впрочем, можно сказать и иначе: что современные технологии всего лишь облегчили это и сделали доступным практически любому без приложения экстраординарных усилий. Если же их приложить, чего-то подобного можно бы было добиться и более полувека назад. Во всяком случае, не выглядит совсем фантастичной история создания персонажем повести Стивена Кинга «Рита Хейуорт и спасение из Шоушенка» (более известной по экранизации «Побег из Шоушенка» 1994 года) Энди Дюфрейном виртуальной личности, никогда не существовавшей в реальности, однако же обладающей водительскими правами и карточкой социального страхования, а что еще более важно — вполне реальным банковским счетом и значительными сбережениями на нем.
[35] См. выше сноску 12.
Похожие материалы
