*Данный материал старше трёх лет. Вы можете уточнить у автора степень его актуальности.
В чьей власти зависимый объект ИС? Часть 2
О правах на зависимые объекты интеллектуальной собственности в авторском праве и смежных правах, средствах индивидуализации, патентном праве
Продолжение статьи Максима Лабзина, партнера Группы правовых компаний ИНТЕЛЛЕКТ-С (читать первую часть). Материал опубликован в журнале «Патенты и лицензии» (№2/2013).
Итак, вроде бы понятным и справедливым кажется следующее правило для отношений между правообладателями изначального и зависимого объектов в случае отсутствия между ними какого-либо соглашения: правообладатель зависимого объекта не должен использовать исходный объект, а правообладатель исходного - зависимый. То есть каждый из них находится по отношению к другому в таком же точно положении, как и любое третье лицо. И право каждого из них на свой объект этого положения не меняет и не дает ему возможность использовать объект чужой, несмотря на зависимость одного объекта от другого. При этом, поскольку внутри зависимого объекта находится исходный объект, то первый нельзя использовать без согласия правообладателя второго, а исходный объект можно использовать без согласия правообладателя зависимого объекта, поскольку внутри исходного зависимый объект не находится.
В итоге получается весьма справедливый результат: что бы я ни делал, какие бы объекты интеллектуальной собственности (исходные или зависимые) ни создавал, это не даст мне права использовать чужой объект, в создании которого я непосредственно не участвовал. Мой же объект (исходный или зависимый) всегда будет находиться в моей власти в том смысле, что его никто не вправе использовать без моего на то согласия. Иначе этот принцип можно описать следующим образом: действия одного не приводят к присваиванию результатов труда другого.
Примеры мы уже приводили. Переводчик не вправе использовать свой перевод до получения на то согласия правообладателя исходного литературного произведения. Но и правообладатель исходного произведения не вправе использовать перевод без согласия переводчика, даже если перевод был сделан несанкционированно. Точно так же патентообладатель зависимого изобретения не вправе его использовать без согласия патентообладателя исходного изобретения, но и тот не вправе использовать зависимое изобретение без согласия владельца патента на него. Я не могу воспроизводить и распространять запись спетой мною чужой песни без получения на то согласия ее правообладателя, но и правообладатель не вправе тиражировать мое исполнение и т.д.
При этом такие ограничения права на зависимый объект, как мы показали, вовсе не исключают признание и защиту этого права. Его защита должна обеспечиваться независимо от того, создан ли такой объект с согласия правообладателя исходного объекта или без такового, достигнуто ли с этим правообладателем какое-либо соглашение или нет. Ущемление исключительного права на зависимый объект происходит только в части возможности его использовать, если включение такого элемента в исключительное право вообще можно считать допустимым.
Проблема же правового регулирования заключается в том, что законодатель традиционно отказывается считать обязанность третьих лиц воздержаться от использования охраняемого объекта, вытекающую из исключительного права, главным элементом механизма правового регулирования в сфере интеллектуальной собственности, отдавая предпочтению праву на использование. Так, первый абзац п.1 ст.1229 ГК РФ начинает раскрывать исключительное право с такого якобы главного полномочия, как «вправе использовать... по своему усмотрению любым не противоречащим закону способом». Получается, что исключительное право на зависимый объект в случае, когда соглашение с правообладателем изначального не было достигнуто, не содержит ту главную возможность, которой оно призвано наделять его носителя.
Конечно, и в праве вещной собственности бывает такое, что у собственника остается только титул и больше ничего, не говоря уже о случаях отсутствия полномочий по отдельности. Но там это происходит в результате тех или иных операций, сделок по распоряжению своей собственностью, но не изначально при его возникновении. Публичные запреты и особые требования к собственнику вещей, ограниченных в обороте, как правило, не позволяют приобрести право собственности без выполнения соответствующих требований закона либо же требуют отчуждения вещи в разумный срок. Например, если по основаниям, допускаемым законом, в собственности лица оказалось имущество, которое в силу закона не может ему принадлежать, это имущество должно быть отчуждено собственником в течение года (п.1 ст.238 ГК РФ).
В праве интеллектуальной собственности, исходя из п.1 ст.1229 ГК РФ, все обстоит иначе: право на несанкционированно созданный зависимый объект изначально возникает в крайне усеченном содержании, без главного с позиции закона своего элемента. Но тогда проще вообще отрицать право на зависимый объект, считать его заблокированным и не имеющим какой-либо защиты до получения согласия правообладателя изначального объекта. Это наводит на мысль, что само создание такого объекта - это нарушение прав правообладателя исходного объекта, а потому обладатель зависимого объекта вообще не может на что-либо претендовать. Именно такая точка зрения иногда встречается в теории и практике применения законодательства об авторском праве. Но это, как мы могли наблюдать, влечет нарушение основных принципов гражданского права и законных интересов участников правоотношений.
Впрочем, сторонники позитивного содержания исключительного права какой-либо теоретической проблемы упорно стараются не замечать. С.А.Бабкин применительно к патентному праву пишет: «Коллизия прав из двух различных патентов уже является гораздо более специфической... Более того, такая коллизия является неизбежной при закреплении первой модели регулирования («право на действия») и, как следствие, необходимы правила для ее разрешения. Однако такие правила оказываются чрезвычайно просты: ни одно производное изобретение не может применяться без согласия обладателя исключительного права на основное изобретение» [1]. Но возникает вопрос: как такое правило соотносится с процитированным положением п.1 ст.1229 ГК РФ? Согласимся, что полное отсутствие права использовать объект, не получив на то согласие другого лица, трудно совместить с правилом «вправе использовать... по своему усмотрению любым не противоречащим закону способом», которое по своему буквальному смыслу предполагает лишь отдельные ограничения в использовании.
Еще одна проблемная ситуация, которую невозможно разрешить без определения в исключительном праве главных и второстепенных элементов (полномочий) - ситуация, когда разным лицам принадлежат исключительные права на объекты интеллектуальной собственности различных видов, но при этом объекты тождественны или сходны между собой, а сферы действия прав частично пересекаются. Если исходить из того, что правомочие на свои действия является главным элементом, то в области пересечения сфер действия прав мы тоже будем наблюдать коллизию, при которой их исключительность не обеспечивается, так как каждый вправе использовать свой объект.
А вот ситуацию, когда разным лицам принадлежат исключительные права на тождественные объекты одинаковых видов, я предлагаю считать ситуацией иного рода. Дело в том, что двух одинаковых решений, обозначений, информации и иных нематериальных по своей природе благ быть не может. К примеру, если я нашел математическую формулу, а другой человек независимо от меня вывел такую же, то мы с ним придумали одну и ту же формулу, а не две тождественные формулы. Если одна лаборатория получила новое вещество, и другая сделала то же самое, то эти лаборатории получили одно и то же вещество. Если одна фирма придумала и использует для своего продукта то или иное название, а другая фирма использует такое же, то они используют одно и то же название, и т.д. То есть, когда говорят о принадлежности исключительных прав на тождественные объекты (чаще всего, такую лексику используют в сфере действия патентного права и права на товарные знаки), то на самом деле имеет место закрепление за разными лицами исключительных прав на один и тот же объект интеллектуальной собственности. Мы здесь не увидим исходного и зависимого объектов, не почувствуем необходимости размышлять о содержании исключительного права на «младший» объект. Проблема решается проще: либо установлением законом особого случая сообладания в отношении такого объекта (пример тому п.1 ст.1397 ГК РФ), либо полным отрицанием второго права, когда никакие полномочия из него вытекать не должны. Соответственно, никакой коллизии здесь не усматривается, так как второго противостоящего права просто не существует. И лишь относительно совпадающих топологий интегральных микросхем мы видим весьма спорное решение законодателя присвоить исключительные права на них разным лицам, последствия которого пока не ясны.
Здесь читатели наверняка вспомнят также коллективные товарные знаки, наименования мест происхождения товаров и ноу-хау. Однако констатация наличия самостоятельных исключительных прав на коллективные товарные знаки - явная ошибка законодателя, а правовая охрана остальных упомянутых объектов по модели исключительного права - ничто иное, как фикция, хотя и оправданная.
Вместе с тем, эта так называемая коллизия прав на тождественные объекты оказалась в правоприменительной практике настолько близкой к двум вышеуказанным проблемам, что рассмотреть ее нам все-таки придется. Как для разрешения указанных коллизий (между правами на изначальный и зависимый объект, а также между объектами разных видов), так и для решения проблемы ошибочного присвоения другому лицу второго права на тот же объект интеллектуальной собственности можно предложить отмену государственной регистрации более позднего права, если оно возникло на основании такой регистрации. Это вроде бы снимает столкновение исключительных правомочий на использование: не будет второго права, не будет и проблемы. Но даже если основания для такой отмены и существуют (а это бывает далеко не всегда), то такой механизм требует временных затрат, из-за чего страдает эффективность защиты. Когда же оснований для отмены второго права нет, то, исходя из позитивной конструкции содержания исключительных прав, коллизия становится вовсе неразрешимой.
Конечно, для каких-то случаев на помощь можно призвать нормы о злоупотреблении правом или общий конституционный принцип, согласно которому осуществление своих прав и свобод не должно нарушать права и свободы других лиц (п.3 ст.17 Конституции РФ). Но более продуктивным видится выработка общей юридической конструкции, соответствующей этим нормам.
Как известно, от указанных выше теоретических проблем позволяет избавиться теория негативного содержания исключительного права, которую применительно к патентам раскрыл А.А.Пиленко в своей книге «Право изобретателя» [2]. Ссылки на нее при обсуждении столкновения исключительных прав давались уже столько раз, что вряд ли уместно снова повторять. Суть этой теории состоит в том, что патентное право есть право запрещения, обращенное ко всем третьим лицам, а возможность использования обеспечивается не патентом, а самим правопорядком, свободой и принципом «разрешено все, что не запрещено».
До недавнего времени эта теория не пользовалась особой популярностью. Во многом это объяснялось той справедливой критикой, что право запрещать трудно себе представить в статике. Оно совершенно не показывает положения, в котором находятся третьи лица до момента, пока им не запретили. Новый виток дискуссии о том, какой элемент исключительного права (право использовать или право запрещать) должен применяться при регулировании отношений между правообладателями основного (старшего, более раннего) и зависимого (младшего, более позднего) объектов, был сделан после выхода Обзора практики рассмотрения арбитражными судами дел, связанных с применением законодательства об интеллектуальной собственности, утвержденного постановлением президиума Высшего арбитражного суда Российской Федерации (ВАС РФ) от 13 декабря 2007 годп №122. П.9 этого постановления как в силу своего буквального содержания, так и в силу того толкования, которое придала ему судебная практика, всем специалистам в сфере интеллектуальной собственности показался абсолютно неприемлемым.
Напомним его содержание: «При наличии двух патентов на полезную модель с одинаковыми либо эквивалентными признаками, приведенными в независимом пункте формулы, до признания в установленном порядке недействительным патента с более поздней датой приоритета действия обладателя данного патента по его использованию не могут быть расценены в качестве нарушения патента с более ранней датой приоритета».
Надо заметить, что это правило регулирует сразу две разные ситуации. Когда признаки независимого пункта формулы одинаковы, то мы имеем случай ошибочного закрепления за разными лицами исключительных прав на один и тот же объект, о чем уже сказано выше. Но когда признаки эквивалентны, мы имеем два разных технических решения, одно из которых в силу более поздней даты приоритета является зависимым по отношению к другому. ВАС РФ не придает значения различиям этих ситуаций, не усматривает зависимость и ограниченность права на эквивалентное решение, а в обоих этих случаях видит такую коллизию прав на некий один в своих существенных чертах объект, которая может быть разрешена только после аннулирования второго патента в установленном порядке.
Не сразу, но некоторое время спустя данный подход был распространен также и на споры по изобретениям. Так, Президиум ВАС РФ в своем Постановлении от 1 декабря 2009 года № 8091/09, принятом по делу № А65-26171/-СГ5-28, согласился с юридическим значением довода ответчика, что он использует свое изобретение по принадлежащему ему патенту. ВАС РФ признал необходимость применения вышеуказанного подхода и к изобретениям, посчитав правильным оставить в силе постановление суда апелляционной инстанции, которым в удовлетворении иска было отказано.
Указанные правовые позиции ВАС РФ вызвали среди специалистов единогласную обоснованную критику сразу по трем направлениям. Во-первых, не была учтена запретительная функция исключительного права, которая исключает появление любых легальных пользователей объекта. Соответственно, аннулирование чужого патента для реализации этой запретительной функции не должно считаться необходимым.
Во-вторых, правовая позиция ВАС РФ предполагает возможность оспорить любой патент с эквивалентными признаками, однако, по крайней мере, в отношении полезных моделей, закон такой возможности, очевидно, не содержит. В результате любое лицо посредством получения своего неоспоримого патента на полезную модель с эквивалентными признаками может заблокировать применение правила эквивалентов (п.3 ст.1358 ГК РФ) и обеспечить себе возможность использования эквивалентного решения на весь срок действия патента. Между тем, значение правила эквивалентов трудно переоценить и нельзя допускать его девальвацию. Как красноречиво сказал А.А.Пиленко, «в области идей закон закрепляет за человеком гораздо больше, чем на сколько он, в сущности, претендует: и делает это закон из боязни, как бы иначе субъект не остался вовсе без защиты».
Применительно к ситуациям, когда ответчик владеет патентом на полезную модель, критика по первым двум направлениям приобретает максимальную степень остроты. Дело в том, что при выработанном ВАС РФ подходе к разрешению споров явочный принцип выдачи патентов на полезные модели позволяет любому лицу без труда снять с себя обязанность воздержаться от использования любой чужой охраняемой полезной модели, а также, по всей видимости, и изобретения.
В-третьих, такой подход противоречит находящимся в единстве нормам последнего абзаца п.3 ст.1358 и п.2 ст.1362 ГК РФ. Из них следует, что патентообладатель не вправе без лицензионного договора использовать запатентованный им объект, когда при этом происходит использование чужого объекта, то есть всех его юридически значимых признаков или эквивалентных им. Как было справедливо указано Э.П.Гавриловым, Президиум ВАС РФ коренным образом изменил это правило: патентообладатель, оказывается, все-таки может использовать свое изобретение, на которое он имеет исключительное право, несмотря на то, что при этом будут нарушены права обладателя другого патента.
Все эти аргументы очевидны и лежат на поверхности. Поэтому представляется, что только слепое следование позитивной концепции содержания исключительного права как права на свои собственные действия по использованию объекта могло заставить ВАС РФ их проигнорировать. Ведь если исходить из того, что из патента никакого обеспечиваемого им правомочия на использование не вытекает, либо, по крайней мере, оно не сильнее обязанности воздержаться от использования чужого объекта и не перекрывает её, то тогда ни тождественное, ни эквивалентное решение использовать нельзя, даже и до отмены патента на него. Именно такое разрешение подобных споров обеспечило бы справедливость и эффективность охраны объектов интеллектуальной собственности: первый правообладатель получит немедленную судебную защиту своих интересов против ответчика, который позже взял свой патент на такое же решение (то есть патент выдан незаконно) или на эквивалентное (то есть на зависимое решение, которое нельзя использовать без согласия правообладателя на решение исходное).
Ситуацию усугубило еще и то, что мотивировочная часть постановления Президиума ВАС РФ № 8091/09 получилась неясной и противоречивой, вследствие чего она была не понята некоторыми специалистами и судьями. Так, президиум ВАС РФ указал на следующие факты:
- изобретение истца используется в продукте ответчика;
- ответчик имеет свой более поздний патент;
- вопрос об использовании изобретения истца в изобретении ответчика истцом не ставился, судом и экспертами не исследовался;
- ответчик настаивал на том, что его патент является независимым и что он его использует в своем продукте;
- патент ответчика не оспаривался.
Естественно, что у всех возник вопрос: если в этом деле ни тождественность, ни эквивалентность так и не была доказана, то при чем тут правовая позиция, изложенная в названном выше Обзоре?! Можно было, скорее, предположить, что ВАС РФ посчитал правильным исходить из презумпции того, что ответчик фактически использует свой патент, и что этим патентом охраняется независимое решение. А поскольку, как это можно было угадать из пунктов в) и г) эта презумпция в данном деле опровергнута не была, то иск не мог быть удовлетворен.
Тогда становится хотя бы отчасти понятным, почему позднее в судебных актах, принятых по делу №А05-13108/2008, суды фактически пришли к выводу, что ответчику достаточно просто предъявить суду свой патент на аналогичное решение без всяких доказательств того, что он его на самом деле использует в своем продукте. Истец же должен доказать не только то, что ответчик использует его патент, но и что ответчик не использует свой патент, иначе в иске будет отказано. Вот что написано в определении коллегии судей ВАС РФ об отказе в передаче этого дела на рассмотрение в президиум: «Суд пришел к выводу, что в нарушение требований ст.65 АПК РФ истец не представил доказательств того, что мотобуксировщик-снегоход «Рекс» не соответствует полезной модели, защищенной патентом №64601 (патент ответчика. - прим.авт.), и что ответчики используют при изготовлении мотобуксировщика-снегохода «Рекс» не свой патент, а патент №36183 (патент истца. - прим.авт.)».
В.Ю.Джермакян по этому поводу справедливо отметил: «С какой стати истец должен был представить доказательства того, что мотобуксировщик-снегоход «Рекс» не соответствует полезной модели, защищенной патентом №64601, и ответчики используют при изготовлении мотобуксировщика-снегохода «Рекс» не свой патент, а патент №36813? В конструкции мотобуксировщика-снегохода может быть использовано и техническое решение по патенту №64601, и техническое решение по патенту №36813, но это не является основанием для утверждения о том, что в независимых пунктах формулы присутствуют «одинаковые или эквивалентные признаки». Действительно, складывается впечатление, что судьи просто не понимают, что в одном и том же продукте могут использоваться сразу несколько самостоятельных изобретений и/или полезных моделей, в том числе совпадающих по части их признаков.
На самом деле президиум ВАС РФ по делу №А65-26171/-СГ5-28 вряд ли стремился ввести в судебную практику презумпцию использования ответчиком своего собственного патента. Для этого нет никаких предпосылок, поскольку кто ссылается на некий факт в свою защиту, тот и должен его доказывать. То есть, ответчик всегда должен этот факт доказывать сам, поставив перед судебным экспертом вопрос о том, использовано ли в его продукте или способе решение по его патенту. Скорее, мы здесь имеем дело с недостатками изложения высшей судебной инстанцией мотивировочной части судебного акта, что может рассматриваться как свидетельство недостаточной проработки правовой позиции в целом. Во всяком случае, из постановления суда апелляционной инстанции по указанному делу №А65-26171/-СГ5-28 следует, что материалами дела факт использования ответчиком своего патента в фактически выпускаемом им продукте все-таки был подтвержден. Это, безусловно, следовало написать и в постановлении Президиума ВАС РФ. Тем более это нужно было сделать, если ВАС РФ пришел к выводу об эквивалентности изобретений по патентам сторон, который был сделан по совокупности доказанных фактов использования ответчиком как своего изобретения, так и одновременно изобретения истца. Видимо, ВАС РФ в этом деле исключил вероятность того, что в продукте ответчика используются сразу два независимых патента, а посчитал, что используется нечто одно по своей сути (тождественное или эквивалентное), защищенное разными патентами.
Это, однако, не снимает указанных выше возражений против правовой позиции ВАС РФ в целом, которая, по сути, заключается в том, что патентообладатель вправе использовать запатентованное им решение в ситуации, когда признаки независимого пункта формулы по его патенту совпадают либо эквивалентны признакам по более раннему патенту другого лица. Когда имеется зависимость вследствие добавления новых признаков, то объект по более позднему патенту использовать нельзя: здесь уже подлежат применению третий абзац п.3 ст.1358 и п.2 ст.1362 ГК РФ. Но доказать этот факт должен истец, поставив соответствующий вопрос перед судебным экспертом о сравнении патентных формул. Именно такое мнение, как мне представляется, ВАС РФ и попытался выразить в постановлении президиума по нашумевшему делу №А65-26171/-СГ5-28, что, к сожалению, не очень получилось.
Но почему же коллизия прав между тождественными или эквивалентными объектами должна разрешаться по-другому, нежели коллизия прав на изначальный и зависимый объект, к которому добавлены признаки изначального?
Зачастую последними стражниками устаревших правовых традиций остаются нормы-принципы и общие заложенные в законодательство понятия. Записанные когда-то в юридических сочинениях и в законах под влиянием старинных правовых институтов, они предназначались для регулирования новых, еще недостаточно изученных отношений. Но постепенно законодатель, по собственной инициативе или находясь под влиянием ярких судебных прецедентов, вынужден допускать исключения из этих правил и игнорировать некие общие их следствия. Затем должно пройти немало времени, чтобы накопившиеся противоречия породили решимость перейти к новой парадигме в правовом регулировании этих отношений.
Подобное происходит и в праве интеллектуальной собственности, которое очень долго рассматривалось как некая разновидность права вещной собственности. Можно сказать, что по меркам мировой истории права лишь совсем недавно произошло окончательное отделение исключительных прав от вещных, причем российский законодатель демонстрирует в этом отношении завидную прогрессивность. Но анахронизмы в тексте законов и в правовом мышлении, наверно, еще долго будут нас преследовать.
Посмотрим, всегда ли сам законодатель следует принципу использования объекта по своему усмотрению, заложенному им в п.1 ст.1229 ГК РФ, при разрешении коллизий между тождественными или сходными объектами? Это приблизит нас к ответу на вопрос: не является ли сам этот принцип неким юридическим анахронизмом и отголоском вещно-правовой традиции, к которому пора начать относится снисходительно?
Оказывается, что далеко не всегда. В соответствии с п.6 ст.1252 ГК РФ обладатель исключительного права на средство индивидуализации, которое возникло ранее, может требовать признания недействительным предоставления охраны товарному знаку (знаку обслуживания) либо полного или частичного запрета на использование фирменного или коммерческого наименования. Таким образом, коллизия между тождественными или сходными средствами индивидуализации разных видов решается этим пунктом по-разному в зависимости от того, право на какой объект игнорируется при разрешении коллизии. Защита исключительного права на фирменное наименование или коммерческое обозначение против права на товарный знак (знак обслуживания) обеспечивается признанием недействительным предоставления знаку правовой охраны. Но защита исключительного права на более ранний товарный знак (знак обслуживания) против права на фирменное наименование или коммерческое обозначение обеспечивается путем запрета их использования без формальной отмены самого права.
Таким образом, хотя в первом случае мы видим разрешение коллизии способом, аналогичным примененному в патентных спорах ВАС РФ - отменой предоставления правовой охраны, то во втором случае применяется другой способ, при котором вопрос о возникновении самого исключительного права не разрешается, а запрет на использование объекта все равно обеспечивается.
Чем же обусловлена такая разница? Очевидно, что коммерческие обозначения и фирменные наименования как объекты исключительных прав сами по себе не регистрируются, тогда как именно государственная регистрация товарных знаков и знаков обслуживания (так же как и объектов патентного права) является основанием для возникновения у субъекта всей полноты прав. То есть, по замыслу законодателя и, по всей видимости, по мнению ВАС РФ, которого он придерживался при разрешении вышеуказанных патентных споров, ни один из элементов права на зарегистрированный объект не может игнорироваться до признания недействительной самой регистрации.
Такой подход выглядел бы логичным и обоснованным в случае, если бы государственная регистрация объектов, в отличие от других оснований возникновения исключительного права, исключала бы запрет их использования государством или третьим лицам. Тогда мы могли бы сказать: поскольку при регистрации объекта государство проверило правомерность его использования, то и отрицание этого полномочия возможно только путем оспаривания самой регистрации, поскольку, по сути, в такой ситуации оспариваются действия самого государственного органа. Но ничего подобного не происходит. Исключительное право при таком основании его возникновения и при таком условии действия, так же как и при других основаниях и условиях, характеризуется наложением на третьих лиц обязанности не использовать объект, но ничего не добавляет к возможности использования объекта правообладателем. Так, потенциально способные к патентованию и регистрации объекты (изобретения, полезные модели, промышленные образцы, товарные знаки) можно использовать и без государственной регистрации. При этом некоторые установленные законом препятствия к использованию регистрируемого объекта все-таки проверяются государственным органом, но далеко не все. А некоторые препятствия (например, зависимость выдаваемого патента от более раннего патента другого лица) не являются основанием для отказа в предоставлении и защите права. Более того, регистрация одного из объектов (например, полезной модели) и вовсе осуществляется без проверки на соответствие условиям патентоспособности.
Таким образом, государственная регистрация не предназначена для того, чтобы гарантировать правообладателю возможность использования объекта.
Нельзя оправдать рассматриваемое решение законодателя и соображениями особой компетентности государственного органа в вопросе разрешения коллизии между более ранними правами на фирменное наименование или коммерческое обозначение, с одной стороны, и более поздними правами на товарный знак (знак обслуживания), с другой. Необходимость в специальных знаниях или в особом опыте для того, чтобы установить тождественность или сходство сравниваемых средств индивидуализации и сферы пересечения прав на них, усмотреть невозможно. При всем этом нужно учесть, что отмена государственной регистрации товарного знака как необходимого досудебного этапа предъявления иска о запрете использования соответствующего обозначения отдаляет по времени защиту нарушенного права на более раннее фирменное наименование или коммерческое обозначение и тем самым снижает эффективность такой защиты.
Все это позволяет прийти к выводу, что подход законодателя и ВАС РФ, согласно которому признание регистрации объекта недействительной всегда должно предшествовать удовлетворению требования о запрете его использования, не основан на соображениях о балансе интересов, об эффективности правовой защиты, о компетентности государственного органа, который будет разрешать такие споры, или на каких-то иных особенностях регулируемых отношений. Он основан на сугубо формальных соображениях о сущности права. Но сугубо формальные соображения, которые видят право в качестве самоцели и тем самым отрывают его содержание от потребностей жизни, чаще всего и приводят к сохранению правовых анахронизмов.
В качестве функции государственной регистрации объектов интеллектуальной собственности предлагается рассматривать публичное объявление всем третьим лицам о том, что они не вправе использовать соответствующий объект или сходные с ним объекты в силу принадлежности исключительного права определенному лицу. Такой взгляд позволит обеспечить равную по своей эффективности защиту исключительного права правообладателя как против использования более поздних зарегистрированных объектов, так и против незарегистрированных. Тем самым он исключает разницу в разрешении коллизии между разными видами объектов в зависимости от правового основания возникновения охраны более позднего из них. Эта разница не находит своего обоснования в общеправовых категориях справедливости, равенства и эффективности правовой защиты.
Обратим внимание на еще один пример коллизии исключительных прав на объекты интеллектуальной собственности разных видов, который попал в поле зрения ВАС РФ. Согласно п.24 совместного постановления Пленумов Верховного суда и Высшего арбитражного суда от 26 марта 2009 года №5/29, если регистрация и последующее использование произведения в качестве промышленного образца осуществлены без согласия автора этого произведения, автор вправе осуществлять защиту своих авторских прав независимо от того, предъявлялось ли требование о признании патента недействительным. При этом удовлетворение соответствующих требований автора произведения само по себе не влечет признания патента недействительным.
Вряд ли мы ошибемся, если скажем, что этот подход по аналогии будет применен и в спорах, когда авторские права нарушаются использованием зарегистрированного товарного знака. Данный подход к разрешению коллизий того же типа, как рассмотренные выше, является принципиально иным, а потому никакого другого ощущения, кроме явной непоследовательности правоприменителя, он не вызывает, поскольку найти аргументы в пользу наблюдаемой разницы затруднительно.
Ну, и наконец, мы с чувством ожидания позитивных перемен можем отметить ст.1358.1, которую, согласно проекту изменений в ГК РФ [3], предлагается в него ввести. В первом пункте этой статьи приводится и уточняется норма последнего абзаца п.3 ныне действующей ст.1358 ГК РФ об использовании одного объекта патентного права в другом. Уточняется она указанием на то, что использование в объекте патентного права эквивалентных признаков чужого изобретения, полезной модели, а также использование в промышленном образце совокупности признаков, производящей на информированного пользователя такое же общее впечатление, как и признаки чужого промышленного образца, тоже влекут за собой вывод об использовании чужого объекта патентного права. В п.2 предлагаемой статьи объекты патентного права, которые невозможно использовать без использования чужого объекта, впервые в истории законодательства именуются зависимыми. А п.3 предлагает закрепить правило, согласно которому изобретение, полезная модель или промышленный образец не могут быть использованы без разрешения обладателя патента на другое изобретение, другую полезную модель или другой промышленный образец, по отношению к которым они являются зависимыми.
В случае одобрения парламентом России эта статья должна привести к отмене описанного выше подхода ВАС РФ к разрешению патентных споров, если не относительно тождественных изобретений и полезных моделей, то, по крайней мере, в части столкновения прав на эквивалентные решения. Она более явно выразит позицию законодателя о правах на зависимые объекты патентного права и заставит признать, что отмена патента на изобретение или полезную модель с эквивалентными признаками не является условием удовлетворения иска о запрете их использования патентообладателям по более раннему патенту.
Таким образом, проведенное нами исследование дало следующие результаты:
Правообладатель зависимого объекта интеллектуальной собственности, сходного в своих существенных признаках с чужим охраняемым объектом, обязан воздержаться от его использования. Это полностью не лишает исключительное право на зависимый объект своего содержания, поскольку все иные лица обязаны воздерживаться от его использования. Именно такое правовое регулирование, иногда прямо установленное законом, иногда угадываемое в нем, а иногда отрицаемое им, обеспечивает баланс интересов и не позволяет одному использовать результаты труда другого. Вышесказанное верно также и для тождественных или сходных объектов интеллектуальной собственности иных видов, чем более ранний объект, когда сфера действия исключительных прав на них частично пересекается.
Случаи, при которых законодатель и судебная практика не считают возможным удовлетворить требования о запрете использования зависимых объектов или объектов других видов до признания недействительным предоставления им правовой охраны, выбраны ими по ненадлежащему критерию или же вовсе произвольно, а какие-либо общие социально значимые цели таким выбором не достигаются. При этом один из таких случаев законодатель уже стремится исключить посредством соответствующих изменений в законе.
Надлежащим и справедливым правовым регулированием станет такое регулирование отношений, при котором правообладатель в отношении зависимого объекта принуждается воздержаться от использования своего объекта даже и без отмены его собственного исключительного права на этот объект. В таком регулировании будет заложено отрицание правомочия на собственные действия по использованию объекта как элемента исключительного права. По крайней мере, в рассматриваемых отношениях по зависимым объектам.
Доминирование в рассматриваемых абсолютных правоотношениях обязанности любых третьих лиц не использовать чужой объект исключительных прав, а также необходимость обеспечить эффективную защиту нарушенного исключительного права позволяют настаивать на аналогичном решении законодателем вопроса и о тождественных объектах. Требование запрещать другому лицу использовать более поздний тождественный объект должно во всех случаях подлежать удовлетворению без предшествующего оспаривания предоставления этому объекту правовой охраны.
Статья опубликована в журнале «Патенты и лицензии», №2/2013
[1] Гражданское право: актуальные проблемы теории и практики/Под общ. ред. В.А.Белова. М.: Юрайт-Издат, 2007. С. 604.
[2] Пиленко А.А. Право изобретателя. М.: Статут, 2001.
[3] К моменту написания настоящей статьи проект принят Государственной Думой в первом чтении, но было предложено рассматривать и вносить изменения частями, то есть разными законами.
Похожие материалы
