Как ВС мешает оперативности финуправляющего
О полномочиях арбитражного управляющего сквозь призму его публично-правового статуса.
Фигура арбитражного управляющего – одна из влиятельнейших в процедурах несостоятельности. Наряду с судом, который в силу своего особого правового статуса обладает практически безграничными полномочиями в сфере «управления» процедурой несостоятельности, арбитражный управляющий также имеет обширные компетенции, которые дают ему если и не «управлять», то хотя бы «направлять» путь движения процедуры, задавать ритм.
Вместе с тем в правоприменительной практике Верховного Суда РФ в последнее время наблюдается устойчивая тенденция на ограничение самостоятельных полномочий арбитражного управляющего в части сбора информации и данных о должнике. По смыслу разъяснений ВС РФ, арбитражный управляющий не может в самостоятельном порядке получать определенные сведения, касающиеся должника, а обязан истребовать их через суд путем подачи ходатайства.
Предлагаю рассмотреть оправданность подхода ВС РФ сквозь призму публично-правового статуса фигуры арбитражного управляющего в его конституционно-правовом истолковании в судебных актах Конституционного Суда РФ.
Конституционно-правовое толкование статуса арбитражного управляющего
Основополагающими судебными актами КС РФ в интересующей нас части являются Постановление Конституционного Суда РФ от 19 декабря 2005 г. №12-П и Определение Конституционного Суда РФ от 3 июля 2014 г. №1552-О.
Предметом рассмотрения КС РФ в Постановлении №12-П являлась жалоба гражданина А.Г. Меженцева, который оспаривал конституционность п. 1 ст. 20 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)». Он полагал, что «порядок отбора кандидатур для утверждения в должности арбитражного управляющего, предполагающий обязательность членства в саморегулируемой организации арбитражных управляющих, означает для лиц, не желающих вступать в такую организацию, запрет на осуществление профессиональной деятельности». По его мнению, данное положение противоречит ст. 30 Конституции РФ, в силу которой никто не может быть принужден к вступлению в какое-либо объединение или пребыванию в нем.
КС РФ указал, что данная норма не противоречит Конституции РФ: «Государство вправе устанавливать для всех граждан, желающих осуществлять публично значимую деятельность и занять должность арбитражного управляющего, обязательные условия, в частности условие о членстве в саморегулируемой организации», – то есть фактически признал за фигурой арбитражного управляющего публично-правовой статус.
Предметом второй жалобы, по итогам которой было принято Определение №1552-О, являлось рассмотрение вопроса о санкциях ч. 3 ст. 14.13 КоАП РФ. По мнению заявителя, гражданина А.Л. Харланова, указанная норма, а точнее, один из ее элементов (санкция), в совокупности с иными положениями КоАП РФ не позволяет учесть индивидуальный характер совершенного правонарушения, что влечет за собой чрезмерно суровое наказание в определенных случаях.
И в этом случае КС РФ отказался признавать оспариваемое положение антиконституционным, указав: «Особый публично-правовой статус арбитражного управляющего обусловливает право законодателя предъявлять к нему специальные требования, относить арбитражного управляющего к категории должностных лиц (примечание к статье 2.4 КоАП Российской Федерации) и устанавливать повышенные меры административной ответственности за совершенные им правонарушения».
О понятии и полномочиях публично-правового субъекта
На двойственную природу статуса арбитражного управляющего, с учетом доктринальных и догматических (в том числе конституционных) позиций, обращают внимание и авторы научных трудов1. Но что представляет из себя публично-правовой статус носителя субъективных прав и обязанностей?
В.Ю. Синюгин совершенно справедливо замечает, что КС РФ в большом количестве судебных актов указал на присущий определенным субъектам публично-правовой статус, однако ни в научной литературе, ни в правоприменительной практике, ни тем более в легальных дефинициях, такого понятия нет2. Далее автор отмечает, что, не определившись с сущностью публичного интереса, мы не имеем возможности выполнить указания КС РФ, надлежащим образом распределить в правильных пропорциях права и обязанности субъекта, наделенного публично-правовым статусом3.
К настоящему времени в научной литературе выделяют как минимум 5 признаков субъекта, наделенного публично-правовым статусом:
- он создается публичной властью помимо воли частных лиц;
- правовым основанием его функционирования является властный акт;
- он выступает носителем государственной воли, прав и обязанностей, для чего наделяется государственно-властными полномочиями;
- он обладает специальной правоспособностью;
- цели его деятельности устанавливаются публично-правовым актом и носят общественный характер4.
Не вдаваясь в детальный анализ каждого из признаков, остановимся на третьем и рассмотрим его реализацию в практике арбитражных судов.
Публичные права и обязанности арбитражного управляющего при осуществлении им своей деятельности: миф или реальность?
Казалось бы, наделение арбитражного управляющего определенными властными полномочиями значительно расширяет круг его возможной самостоятельной деятельности. И это выглядит логичным, поскольку любая процедура в рамках дела о несостоятельности требует от управляющего оперативных действий. Вместе с тем в начале заметки было упомянуто о том, что в настоящее время ВС РФ несколько принижает роль арбитражного управляющего, забывая о его публично-правовом статусе там, где есть иной, более мощный административный ресурс (например, МВД). Хотя в иных случаях, когда дело доходит до ответственности, ВС РФ неожиданно вспоминает о властном статусе управляющего и уповает на него. Но это вступительная лирика. К делу.
1. Дело о банкротстве ООО «Сегежа Сети» (Определение ВС РФ №307-ЭС20-22954 по делу №А26-8852/2019)
Конкурсный управляющий должника обратился в суд с заявлением об истребовании в Управлении записи актов гражданского состояния сведений о родственниках и свойственниках контролирующих должника лиц.
Суды нижестоящих инстанций отказали в удовлетворении требования, указав, что управляющий не обосновал необходимость получения этих сведений для осуществления его полномочий по получению информации о должнике и принадлежащем ему имуществе, а также не представил доказательств возможности оспаривания совершенных должником сделок или обнаружения и истребования имущества должника у КДЛ и их родственников, свойственников.
ВС РФ с ними не согласился и признал за конкурсным управляющим такое право, поскольку для проведения полноценного анализа финансово-хозяйственной деятельности должника, в том числе его сделок, причин банкротства, управляющий должен, помимо прочего, располагать информацией о родственных связях контролирующих лиц. Эта информация требуется управляющему для осуществления возложенных на него обязанностей.
Вместе с тем ВС РФ строго и недвусмысленно подчеркнул, что такая информация может быть получена управляющим только при содействии суда в рамках какого-либо обособленного спора либо посредством обращения в суд с соответствующим ходатайством вне рамок обособленного спора.
2. Дело «Замалаев против ГУ МВД России по Москве» (А40-198134/2020)
Обстоятельства кейса подробно изложены в заметке лица, непосредственно участвующего в нем, – П.С. Замалаева, финансового управляющего гражданина, в связи с делом о несостоятельности которого и было инициировано административное производство по иску о признании незаконным отказа ГУ МВД России по Москве в предоставлении паспортных данных супруги должника.
Как следует из материалов дела, финансовый управляющий обратился в ГУ МВД с запросом о предоставлении сведений о наличии гражданства, а в случае, если оно есть, – и паспортных данных супруги должника. Но получил отказ: ГУ МВД сослалось на то, что эта информация является конфиденциальной с ограниченным доступом и не может быть раскрыта третьим лицам без письменного согласия субъекта персональных данных. Кроме того, в ответе было указано, что запрашиваемые данные могут быть предоставлены по запросу супруги должника либо суда.
Финансовый управляющий обратился в суд, однако не в порядке ст. 66 АПК РФ (истребование доказательств), а посредством оспаривания отказа в рамках административного иска. Суды первой и апелляционной инстанций не услышали доводы управляющего, отметив: «Финансовый управляющий, как лицо, действующее в рамках полномочий, предоставленных ему названным Законом, обладает правом на обращение в государственные органы, органы местного самоуправления и кредитные организации с запросом о предоставлении информации и документов, касающихся исключительно имущества представляемого им должника, о его финансовых правах и обязательствах».
Суд кассационной инстанции с ними не согласился и указал, что финансовый управляющий непосредственно осуществляет процедуру банкротства, примененную судом в деле о банкротстве, в порядке, установленном Законом о банкротстве, тем самым исполняя решение суда о признании должника банкротом. Таким образом, кассация подчеркнула, что операторы персональных данных в силу закона обязаны предоставлять арбитражному управляющему испрашиваемые сведения (привет, публично-правовой статус!).
ГУ МВД обратилось в ВС РФ с требованием о признании незаконным судебного акта суда кассационной инстанции. Поначалу вышестоящая инстанция отказалась принимать дело к рассмотрению, однако в дальнейшем, с легкой руки заместителя председателя Коллегии по экономическим спорам ВС РФ, отказное определение было отменено. Судебное заседание по рассмотрению жалобы назначено на 16.05.2022.
По всей видимости, позиция, согласно которой управляющий не вправе самостоятельно испрашивать сведения, необходимые для целей осуществления процедуры банкротства, будет в очередной раз усилена. А это, опять-таки, забвение публично-правового статуса арбитражного управляющего и непонимание необходимости принимать оперативные меры в целях выявления имущества должника (в том числе отчужденного).
3. Пункт 18 Обзора судебной практики Верховного Суда РФ №4 (2019) (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 25 декабря 2019 г.)
В одном из дел, попавших в Обзор, высшая судебная инстанция обратила внимание нижестоящих судов на ошибку, допущенную ими при разрешении спора. Ошибка эта, по мнению ВС, заключалась в том, что суды не дали должной оценки действиям конкурсного управляющего. Как лицо, осуществляющее полномочия руководителя должника и иных органов управления (п. 1 ст. 129 Закона о банкротстве), управляющий имел возможность обратиться в правоохранительные органы с требованием о выдаче копий изъятых документов, а при отказе – просить содействия в их получении у суда, рассматривающего дело о банкротстве (ч. 4 ст. 66 АПК РФ). Однако вместо этого он, зная о совершении в отношении должника следственных действий, направил заявление о привлечении руководителя последнего к субсидиарной ответственности (определение №305-ЭС19-10079).
Фактически и в этом споре ВС РФ указал не на то, что правоохранительные органы обязаны предоставить испрашиваемые сведения управляющему по его письменному запросу, а лишь на то, что в случае такого отказа управляющий не лишен права обратиться в суд в порядке ст. 66 АПК РФ с соответствующим ходатайством.
На мой взгляд, это выглядит двойным забором, который необходимо перепрыгнуть управляющему, в то время как должник и связанные с ним лица бегут впереди, минуя забор там, где его нет.
***
Таким образом, мы наблюдаем некое противоречие в публично-правовом статусе арбитражного управляющего и его фактическими, невластными полномочиями.
Да, действительно, если наделить управляющих «абсолютными» полномочиями по получению сведений о должниках и аффилированных с ними лицах, то можно допустить злоупотребления со стороны управляющих. А если такими полномочиями управляющих не наделить, то открывается возможность для вывода должниками активов.
Конечно, тут можно сказать о том, что в данном случае работает п. 2 ст. 181 ГК РФ, согласно которому оспоримая сделка может быть признана недействительной в течение года с того момента, когда истец узнал или должен был узнать об обстоятельствах, являющихся основаниями для признания сделки недействительной. Однако существуют и объективные сроки оспаривания сделок, имеющие приоритет над общей нормой ГК РФ (т.н. банкротные основания), что в полной мере соответствует принципу lex specialis derogat generali.
При всем сказанном выше, а также при наличии определенного конфликта реализации полномочий арбитражного управляющего и их конституционно-правового (идеалистического) истолкования, существует явная потребность в доработке Закона о банкротстве. На мой взгляд, общество созрело к тому, чтобы позволить арбитражному управляющему, минуя суд, обращаться в уполномоченные органы за необходимой информацией о должнике и связанных с ним лицах для целей оперативного осуществления действий в рамках процедур в делах о несостоятельности.
При этом в случае действительного нарушения прав третьих лиц при реализации властных полномочий управляющий должен привлекаться к ответственности. И поскольку его деятельность связана с публично-правовыми полномочиями, то прежде всего – к ответственности административной, уголовной и лишь потом к гражданско-правовой, имеющей своей целью компенсаторно-восстановительный характер.
Источник: заметка Вячеслава Бирклея, INTELLECT, в блоге на сайте Zakon.ru
Статьи экспертов юридической фирмы INTELLECT >>
[1] Харитонова Ю. С. Правовой статус арбитражного управляющего // Вестник Московского университета МВД России. – 2010. – №2. – С. 153.
[2] Синюгин В. Ю. Административно-правовой статус субъектов, осуществляющих публично значимые функции // Вестник ОмГУ. Серия. Право. – 2014. – №2 (39). – С. 82.
[4] Завода Е. А. Агентство по страхованию вкладов как юридическое лицо публичного права // Банковское право. – 2008. – №6.
Похожие материалы
